Очарованная душа

После пребывания в Медоне она возвращается домой просветлённая. Пусть Аннета говорила мало или почти ничего не говорила (часы свиданий растворились в потоке Асиных слов; как горько она упрекает себя за это потом!) — всё равно Ася лучше разбирается в себе, после того как в неё заглянули глаза Аннеты. Изнурительное кружение по свету, буйные мятежи — вехи её зигзагообразного пути; вдруг снова начинаешь нащупывать нужное направление, чуять верный след. Революция смотрит на Асю глазами самой Аннеты — те же расширенные зрачки, когда она спокойным и ясным взором следит за неотвратимой поступью судьбы, та же непоколебимая уверенность, которая раздвигает пределы горизонта, очерченного беспорядочной линией фронта сегодняшних боёв. И там, поверх них, за ними, прозреваешь траекторию, которой никогда не суждено пойти книзу, извечный рокот космического прибоя, которому никогда не суждено отхлынуть, закон движущихся миров, где стихают головокружительно несущиеся вихри.

Но Аннета последняя узнала о том, что таил в себе её взгляд. Видишь других людей, и они тебя видят, и узнаёшь себя только по отражению в чужих глазах. Аннета поняла, что такое её очаг, лишь по тем огням, которые от него зажглись. Старая одинокая женщина, осиротевшая после смерти сына, теперь понимала, что её уделом была плодовитость.

В эти дни Аннета открыла, что есть у неё и другое потомство, правда более сомнительное. Ей нанесла визит Бернадетта.

Отношения между ними всегда были холодными. Одно время они виделись только ради Сильвии. А после разрыва Сильвии со своей приёмной дочерью обе не искали встреч. Если разрыв этот причинял Бернадетте боль или досаду, она ничем не выразила своих чувств; больше того, необычайно скрытная, она даже после смерти Сильвии не прислала Аннете ни слова соболезнования. Аннета ей этого не забыла. Не зная, что произошло между Марком и этой женщиной, Аннета испытывала к ней тайную неприязнь.

Да и Бернадетта со своей стороны никогда не проявляла к Аннете ни малейшего интереса. Даже отношения с Марком не приблизили её к Аннете: мать Марка не могла быть ей полезна. А холодная и расчётливая Бернадетта даже в минуты безумства плоти и ума ни во что не ставила то, что не было ей выгодно… Так зачем же она сегодня явилась к Аннете?

Обе стояли друг против друга. Аннета, бархатная, но чуть-чуть колючая (глаз ещё мог бы тут ошибиться, но женские пальцы — никогда), тщетно старалась принудить себя к любезному тону хозяйки дома. Но пока с её губ срывались приветливые фразы, ноздри враждебно принюхивались к незваной посетительнице. Однако не долго. Бернадетта пришла не одна. Незаметно смерив взглядом гостью, Аннета вдруг увидела девочку, которую та привела с собой: увидела и уже не могла оторвать от неё глаз. А Бернадетта, не переставая произносить какие-то пустые любезности, зорко следила живыми, острыми, бегающими глазками за каждым движением хозяйки, как следит за своей жертвой тощий, длинный хорёк, и выследила взгляд, попавшийся в ловушку; веки её на мгновение опустились:

«Есть! Удар попал в цель!»

Девочка лет восьми-девяти была отретушированным портретом другого ребёнка, о котором никто в целом свете уже больше не думал, кроме этой старой женщины, что глядит не отрываясь, ибо одна она видела его. У этой девочки — его лихорадочно блестящие быстрые зрачки, тот же овал тонкого худенького личика, тот же широкий лоб, та же бледность, тот же решительный вид. Больше того, даже её костюм вызывает в памяти образ того, другого: большой матросский воротник, синяя блузка с крупными пуговицами, длинные гладкие волосы, как у маленького Бонапарта. Как сумела она воссоздать того? Как хватило у этой женщины дерзости наложить руку на их реликвию — на фотографию мальчика, пожелтевшую и выцветшую, отпечатанную всего в двух экземплярах и хранившуюся только у Аннеты и Сильвии? Но совсем уж непереносимая дерзость — не волосы, обрамляющие лицо, не матросский воротник, не костюмчик, а самое существо, скрытое внутри… «Как и когда похитили его у меня?»

Две женщины ведут яростный диалог, но ни одно слово не слетает с их губ:

«Где ты его взяла?»

«Узнаёшь?»

«Нет, нет, это неправда!»

«Правда».

Однако Аннета спокойным, только чуть-чуть дрожащим голосом подозвала к себе малютку Марсель (бесстыдница, осмелилась ещё подписать портрет!) и, не прекращая разговора, погладила девочку по голове, потом откинула назад её голову и погрузила жадный взгляд в это зеркало, хранившее отражение прежнего Марка. Ей хотелось сжать девочку в объятиях. Но она сдержалась, суровым жестом отстранила ребёнка и приказала матери:

— Уведи её!

И поднялась с места, сославшись на усталость. Бернадетта ушла. Она знала, что Аннета её позовёт.

На следующий же день Аннета ей написала. Но только через три недели отправила письмо. Да и письмо, которое она переделывала чуть не десяток раз, содержало лишь вежливое приглашение как-нибудь привезти к ней ребёнка погулять в хорошую погоду.