Очарованная душа

Она предъявляла свою Марсель не без вызова, с удовольствием. Девочка пожинала плоды этого скрытого злорадства. А иной раз Марсель бывала посланцем старинной вражды; горечь прежняя и новая всплывала на поверхность. Но Марсель не склонна была волноваться по таким пустякам: бранили её или ласкали, она делала свои собственные выводы и хранила их про себя; у неё, как и у матери, покров души был из тех, что зовут непромокаемым. Только Аннета могла разгадать то, что творится в этой душе, прочесть её азбуку, азбуку недоверчивого маленького аркольского барабанщика, Марка — упрямого и гордого ребёнка, который скрывает свои волнения и нежность, не желает ни перед кем открыться, прежде чем не уяснит всё себе. Тому, кого любит Марсель, она доверяет меньше, чем тому, кого презирает или ненавидит: ибо о том, кого она ненавидит или презирает, она уже вынесла своё суждение. А следовательно, она относится к Аннете с подозрением, но именно это-то подозрение как магнитом притягивает её к старой тёте. Иногда она бросает своего товарища посреди игр, и пока Ваня ищет её по всему саду, она потихоньку пробирается в комнату, где сидит за книгой Аннета. Взгромоздившись на соседний стул, она замирает и молча смотрит во все глаза. Если Аннета обратится к ней с вопросом, девочка ответит коротко «да» или «нет». Но Аннета понимает: ей уже приходилось наблюдать это упорное молчание, эти молчаливые монологи вдвоём, и этот взгляд маленького Оливера Твиста, попавшего к ворам, взгляд, который скользит меж прутьев решётки, чтобы похитить её, Аннетино, сердце. Аннета не протестует, она улыбается; и, видя эту улыбку, сорока-воровка понимает, что попалась. Сорока хохлится, топорщит пёрышки, клювик угрожающе приоткрыт, глазёнки поблёскивают недобрым огоньком. Тогда Аннета хохочет, уже не скрываясь, встаёт и обнимает малютку. В руках её кусочек бесчувственного льда. Но лёд тает, и Аннета шепчет:

— Я тебя, плутовку, насквозь вижу. «Догоню тебя, смотри. Раз, два, три, и раз-два-три. — Не догнать меня, дружок. — Кому первому шлепок?»

Аннета чувствует, как под её пальцами ослабевают мышцы напрягшегося тельца, слышит приглушённый смех. Она шутливо кусает девочку за ушко и спрашивает:

— Значит, друзья?

Марсель бросается к ней и, не глядя на Аннету, быстро шепчет не в ухо, а куда-то в шею:

— Да, да, да, да…

Это уже не игра, это скрепляется договор. Что происходит в этой головке? Девчушка с суровым взглядом, которая, один бог знает почему, чувствует себя чужой в родной семье, цепляется за шею Аннеты, как цепляется ласточка за старые балки дома, где в прошлом году она вила гнездо и который сейчас сразу же признала: в этом старом сердце она находит знакомое гнездо — гнездо отца. Его запах.

Ночью Аннета грезит наяву: она представляет себя прародительницей тройной семьи — четверной, считая Жорж; и она укрывает, греет своими крыльями четверной выводок — такой единый и такой различный. И ей вовсе не обязательно знать, кто из этих птенцов попал сюда в силу законных прав, а кто в награду за добродетель. Все они — её выводок. И та сила, что ведёт её, взметёт их в необъятно огромное небо, и они, построившись треугольником, полетят к той далёкой цели, которой уже не достичь её собственной стреле.