– Она собирала вещи летом, – сказал Жан Ги. – И сумка с тех пор лежала в машине.
– До той субботы, – добавила Изабель.
– Я тоже так думаю, но и с этим есть проблема, – сказал Гамаш. – Как сумка очутилась в реке? Знал ли Карл Трейси или тот, кто убил Вивьен, о сумке в багажнике? Предположительно, он не знал про сумку раньше, так зачем ее искать после убийства?
– Вероятно, Вивьен вытащила ее из машины, – сказала Изабель.
– Зачем? – спросил Жан Ги, представляя себе тот холодный вечер на мосту.
– Может, она собиралась пересесть в другую машину, – сказала Изабель. – Машину ее любовника?
– Но разве она не собиралась ехать к отцу? – возразил Жан Ги.
– Она могла передумать, – ответила Изабель. – По словам Трейси, она сказала ему, что уезжает к «отцу», не к «своему отцу».
– Но откуда любовник мог узнать, что она будет там? – спросил Жан Ги. – Вивьен звонила только по двум номерам. И один из них был ошибочный.
– Возможно, была предварительная договоренность, – сказала Изабель. – Каждый вечер в субботу. Трейси в это время уже напивался дома или гулял в баре. Они встречались на мосту. Может, поэтому она запретила своему отцу встречать ее. Она хотела поговорить с любовником, рассказать ему о ребенке, и, если бы повезло, он забрал бы ее с собой. Тогда позднее она позвонила бы отцу и рассказала об изменившихся планах.
– Итак, она едет туда, – сказал Жан Ги, – встречается с любовником в обычном их месте, берет сумку, чтобы перенести в его машину, и тут он ее убивает. Почему?
– Из-за ребенка, – объяснила Изабель. – Возможно, Вивьен действительно верила в то, что ребенок от любовника. Этот мужчина не хотел усложнять себе жизнь, брать на себя такой груз. Он мог оттолкнуть ее, слишком сильно, и она упала через перила.
Все сходилось. Правда, оставались еще кое-какие нестыковки. Фред, например. Но все остальное сходилось.
– Разве Клутье и Камерон уже не должны быть здесь? – спросил Бовуар, глядя на часы. – Вы звонили им больше часа назад. Камерон уж точно должен был приехать.
– Я им не звонил, – ответил Гамаш.
– Почему?
Гамаш помолчал, собираясь с мыслями. Вопрос был деликатный, но обойти его было нельзя.
– Мы говорили о ревности. Агент Клутье сказала, что ревность настроила мать Вивьен против дочери. Связь между Омером и Вивьен была так сильна, что любви больше ни для кого не оставалось. Единственный способ разрушить эту связь состоял в том, чтобы избавиться от Вивьен.
– Но мать умерла, – заметил Жан Ги. – И не могла убить собственную дочь из ревности.
– Non, я говорю не о ней. Я говорю о другом человеке, которого интересовали отношения с Омером и кому тоже могли помешать эти нерушимые узы. О человеке, который тоже мог гореть желанием избавиться от Вивьен.
– Лизетт Клутье? – спросила Изабель. – Вы думаете, это она убила Вивьен?
У Изабель явно было другое мнение.
– Не знаю, – признался Гамаш. – Это как-то сомнительно, но, раз уж мы рассматриваем всякие варианты, такой тоже приходит в голову. Вспомните, сколько мы расследовали убийств, в центре которых стояли человеческие отношения. Где ревность обращалась в ненависть. В убийство.
– Мы должны поговорить с ней, – сказал Жан Ги.
– Позвольте мне сделать это, – вызвалась Изабель.
– А вот кое-что еще. – Гамаш передал Жану Ги свой ноутбук.
Пока Жан Ги читал, глаза его открывались все шире, а брови ползли вверх. Он передал ноутбук Изабель, которая, прочитав то, что нужно, вернула его Гамашу.
Теперь они понимали, почему старший инспектор Гамаш казался рассеянным. И почему он настаивал на рассмотрении других вариантов.
– Полагаю, теперь мы должны им позвонить, – сказал Жан Ги.
Глава тридцать седьмая
Пока они ждали прибытия двух агентов полиции, Лакост еще раз просмотрела данные судебно-медицинской экспертизы. Бовуар читал отчет о финансах Вивьен.
А Гамаш отправился на прогулку. Чтобы подумать.
Он обошел вокруг деревенского луга, сцепив руки за спиной и наблюдая за Анри и Грейси, возившимися в грязи.
Рейн-Мари не скажет ему за это спасибо.
– Идемте, – позвал он, и они все вместе двинулись вверх по дороге, ведущей из деревни.
Остановившись на вершине холма, Гамаш повернулся, чтобы восхититься пейзажем, простиравшимся за границы Квебека, в Зеленые горы Вермонта.
Снегопад смещался куда-то в другие края, оставляя за собой сантиметровый слой. Почти наверняка это был последний снегопад зимы. Конец сезона. И начало нового.
Гамаш стряхнул снег со скамейки, которую они поставили здесь с Рейн-Мари, чтобы все могли сидеть.
А когда стряхнул, открылись знакомые слова, глубоко вырезанные в дереве:
«Удивленные радостью».
И пониже:
«Храбрый человек в храброй стране».
Слова Мэрилин Робинсон[42]
всегда наводили его на мысли об отце и матери.– «Я буду молиться, чтобы ты вырос храбрым человеком в храброй стране, – прошептал Гамаш. – Я буду молиться, чтобы ты нашел способ быть полезным».
Будут ли услышаны их молитвы о нем?
Но больше всего он думал о своих внуках. О Флоранс, Зоре, Оноре.
А вскоре у него появится еще одна внучка.