Очень храбрый человек

Гамаш молчал, наблюдая за их лицами. Видел их сосредоточенность и скептицизм. Видел, как они пытаются представить немыслимое. Как все могло бы выглядеть, если принять, что Карл Трейси говорил правду.

Изабель первая облекла в слова то, что не мог произнести Жан Ги:

– Но это означает, что Трейси не убивал свою жену?

– Возможно. Я не знаю. Знаю только то, что мы зашли в тупик. Похоже, нет никакого способа обвинить его.

– Поэтому мы попытаемся обвинить кого-то другого? – спросил Жан Ги. Увидев удивление на лице Гамаша, он дал задний ход. – Désolé. Я не хотел сказать, что вы предлагаете арестовать невиновного человека, просто… я никак не могу понять, о чем вы говорите. И почему.

– В этом деле есть много моментов, которых мы не можем объяснить, – сказал Гамаш. – Почему Вивьен оставила собаку? Почему она вообще оказалась на мосту? Почему Карл Трейси убил ее там, а не дома? Кому она звонила в последний час жизни?

– Почему она не хотела, чтобы отец приехал и забрал ее, как он предлагал ей ранее в тот день? – добавила Изабель.

– Вчера весь вечер то и дело повторялась одна фраза. Доминика Оддли даже использовала ее как название своей статьи о Трейси.

– «Все зловредные истины», – вспомнил Бовуар. – Это цитата, верно? Откуда? Не из «Крушения „Эсперуса“»[39], я надеюсь.

– Вообще-то… – начал Гамаш, прочищая горло перед декламацией.

Он едва заметно улыбнулся, когда Жан Ги округлил глаза и отпрянул перед натиском поэзии. Это было обычное действо взаимной насмешки над собой.

«Господи, – подумала Изабель. – Как же они будут жить друг без друга?»

– Нет, – сказала она, улыбаясь их коронному номеру. – Это из «Моби Дика».

– Вы думали о рыбе? – спросил Жан Ги.

– О человеческой природе, – ответил Арман. – Об одержимости. О том, как человек позволяет ненависти затуманить здравомыслие. О том, что происходит, когда мы видим зло, но не замечаем истины. Нас привело в ужас то, что случилось с Вивьен. Еще до того, как ее тело нашли, мы испытывали сильное подозрение, что ее пьяница-муж, склонный к насилию, что-то сделал с ней. Я и сам так считал. Я ни минуты не сомневался, что если с Вивьен что-то случилось, то виноват в этом ее муж.

– Это же не с потолка было взято, – сказала Изабель. – Весь наш опыт указывает на него. Свидетельства других людей, включая местного копа, указывают на него. Показания ее отца. И даже агента Клутье.

– Да, все верно, – сказал Гамаш.

Он подался вперед, пытаясь заставить их увидеть то, что видел он.

– И в этом вся загвоздка. Все было так очевидно, мы даже не допускали, что виноват кто-то другой. Ну, по крайней мере, всерьез не допускали. Я не говорю, что Трейси не убил Вивьен. Я только говорю, что наш долг перед Вивьен – рассмотреть все варианты. Включая и тот, что Трейси говорит правду.

– И этим вы занимались всю ночь? – спросил Бовуар, глядя на бумаги, разбросанные на кофейном столике и диване.

– Да. – Гамаш порылся в бумагах и нашел показания Трейси.

– Я вызову Клутье и Камерона, – сказал Бовуар. – Нам понадобится их помощь, чтобы заново проверить все. Еще раз.

Не заметить раздражения в его голосе было невозможно. Бовуар знал, что это пустая трата времени. Им нужно было сосредоточиться на том, чтобы прижать Трейси, а не смотреть куда-то в сторону.

Но потом он подумал, что это именно то, чем занимается сейчас старший инспектор Гамаш, пытаясь поймать Трейси. Иногда, иногда, если ты смотришь на вещь не напрямую, что-то привлекает твое внимание. Что-то, увиденное краем глаза.

Когда Бовуар смотрел на Гамаша, как теперь, он видел человека, который даже в халате, а может быть, особенно в халате, легко сошел бы за университетского профессора. Он видел порядочного и заботливого человека, который любит посидеть с книгой у камина, или в саду, или в бистро. Любит хорошую еду, поэзию, друзей. Любит жену, детей и внуков. И ненавидит насилие.

Но краем глаза Жан Ги Бовуар видел хитрость. Человека расчетливого. Проницательного. Иногда безжалостного.

И решительного. Он не остановится ни перед чем, чтобы поймать убийцу. Поймать Трейси.

– Просмотри пока вот это. – Гамаш протянул ему показания Трейси. – А я позвоню Камерону и Клутье.

– Но прежде, чем вы это сделаете… – Бовуар окинул его взглядом с головы до ног, и Гамаш улыбнулся:

– Ты прав.

Он оставил Бовуара и Лакост у камина. С их кофе. За чтением.

Поднимаясь по лестнице, Гамаш оглянулся на Жана Ги. Он увидел человека, который старательно держит себя в руках. Человека сильного. Напряженного, чья нервная энергия готова вот-вот выплеснуться. Иногда грубоватого. Яростного в схватке. Человека, который выпускал из себя пар, с удовольствием размазывая противника о бортик во время хоккейной игры.

Но краем глаза Арман Гамаш видел доброту. Преданность. Глубокую, почти немыслимую способность любить.

Жан Ги Бовуар не остановится ни перед чем, чтобы найти убийцу. Этого убийцу.

– О черт, – сказала Клара.

Она уже протрезвела. И чувствовала себя так, словно никогда не была трезвее.

Оторвавшись от мольберта, она приняла душ, надела свежую одежду, приготовила чашку крепкого кофе и подошла с ней к кухонному окну.