Очень храбрый человек

– Да, – сказал Бовуар. – Вивьен встретила отца на мосту по одной причине. Чтобы взглянуть ему в глаза и сказать все, что о нем думает. Она должна была сделать это не только ради себя, но и ради своей дочери.

– Но не из-за денег, – сказала Лакост. – Деньги послужили предлогом, чтобы выманить его.

Наступило молчание – кто-то смотрел в пол, кто-то на огонь, кто-то в окно на яркий, веселый день. На три больших дерева, покачивающихся, играющих на ветру.

– Вы думаете, она собиралась его убить? – спросил Камерон.

– Нет, – ответил Гамаш. – Тогда бы она взяла ружье Трейси. Она пришла без оружия. Вероятно, дело обстояло именно так, как говорит старший инспектор Бовуар. Она искала свободы. А не еще одного бремени. Убей она отца, это мучило бы ее до конца дней.

Но какое же мужество ей потребовалось, подумал Гамаш, чтобы высказать ему все, что накипело. И таким образом оставить в прошлом весь свой справедливый гнев.

Чтобы избавиться от коварных демонов жизни и мысли, Вивьен должна была встать на этом мосту лицом к ним. Лицом к отцу.

Ее мужество было почти невообразимым.

А обретя свободу…

– Что-то пошло не так, – тихо сказал Бовуар. – Может быть, она оступилась. Может быть, Омер оттолкнул ее. Если и оттолкнул – не думаю, что хотел убить.

Или ему просто хотелось так думать.

– Теперь я понимаю, что он почти признался мне в случившемся, – сказал Арман. – В тот день, когда суд отказался принять дело. Мы стояли вон там, – он кивнул в сторону тропы, бегущей вдоль речки, – и я сказал ему, что приношу свои извинения. Он заговорил о прощении и спросил, возможно ли, что некоторые вещи нельзя простить, потому что они слишком ужасны. Я думал, он говорит об освобождении Трейси. Он спросил, может ли помочь искреннее раскаяние. – Арман посмотрел в камин, вспоминая усталое лицо Омера. Изнеможение в его глазах. – Я думаю, в ту ночь на мосту он сказал ей, что раскаивается. И попросил прощения.

– И сделал это искренне? – спросила Рейн-Мари.

– Хочу верить, что да. Искренне.

Но больше всего Арман надеялся и молился о том, чтобы последнее, что видела Вивьен Годен, было не лицо монстра, набросившегося на нее из темноты. А своего отца, тянущего к ней руки, пытающегося спасти ее.

Полной правды они не узнают никогда. Но надеяться они могли.

Глава сорок вторая

– В общем, я сбит с толку, – заявил Габри.

– Мы знаем, что ты сбит с толку, – сказала Рут, погладив его по руке. – И Оливье тоже. Два сбитых с толку гея.

– Омер убил собственную дочь? – вопросил Габри, игнорируя ее.

– Похоже, что да, – ответил Оливье.

Они сидели в бистро за послеобеденной выпивкой.

Габри покачал головой:

– Как это грустно.

– И сбивает с толку? – спросила Рут.

– Да. Зачем он так поступил?

– Эти копы все объяснили, – сказала Рут. – Ты что, не слышал?

– Под «этими копами» ты имеешь в виду Армана, Жана Ги и Изабель? – уточнил Оливье.

– Кого угодно. Но да, именно они это и сказали. Омер убил.

Они, конечно, сказали чуть больше, чем это.

Жители деревни видели, как Арман, Жан Ги и Изабель вернулись утром в Три Сосны.

Жан Ги, мокрый, замерзший, в синяках, отправился прямо в дом Гамашей.

А Арман, растрепанный, со слегка безумными глазами, с перевязанной шарфом рукой прошел вместе с Изабель и другими полицейскими по тропе через лес. Они вышли на речную излучину в том месте, где Белла-Белла покидала деревню.

Несколько минут спустя «скорая», полицейские машины, коронер вернулись.

Тело Омера было найдено в том же месте, где раньше нашли тело Вивьен. Оно тихонько билось о ствол огромного дерева.

Только после этого Арман и Изабель вернулись в дом, провожаемые взглядами Клары, Габри и Оливье. Билли Уильямса и Мирны. Рут и Розы, которая на сей раз помалкивала, хотя и посмотрела на Армана печальными глазами. Впрочем, утки всегда печальны.

К полудню солнце набрало полную силу. Стали появляться подснежники и пахучие изящные ландыши. Через травяной слой на деревенском лугу пробились крокусы.

Жизнь не просто вернулась, она буквально вломилась, когда Изабель, Жан Ги, Арман и Рейн-Мари пришли в бистро.

Они присоединились к Кларе, Рут и Розе у камина. Билли Уильямс сидел на расстоянии от Мирны, но поглядывал на нее. Перехватив ее взгляд, он улыбнулся. А когда Мирна улыбнулась ему в ответ, он зарделся и опустил глаза.

Оливье принес им кофе с молоком и свежие миндальные круассаны, а потом устроился на подлокотнике большого кресла рядом с Габри.

В каминах потрескивал огонь, пока они слушали рассказ о том, что произошло.

Рут посмотрела на свою тонкую, покрытую венами руку, в которой она держала пухлую розовую руку Габри.

У тебя тогда будет другое тело,
Старое, сомнительное, чужое тело,
Какое ты не могла и представить,
И ты будешь потерянная и одинокая[45]

.

По крайней мере, не потерянная, подумала она.

И не одинокая.

Тем вечером Клара находилась у себя в мастерской. В ее ушах все еще звенели последние слова Рут, сказанные старой поэтессой перед уходом.