Очень храбрый человек

Чтобы ответить, Бовуару понадобилось справиться со своими записями.

Харрис измерила рану, еще раз внимательно ее осмотрела.

– Щепок в ране не видно, но я проверю под микроскопом. Может быть, что-то осталось под кожей. Похоже, рана появилась, когда она падала, а не когда была в воде.

– На чем основывается ваше утверждение? – поинтересовался Бовуар, подходя ближе.

– На том, что порез начинается здесь, – Харрис показала на место выше запястья, где начиналась ладонь, – и идет до среднего пальца. Маловероятно, чтобы такой порез был сделан, если бы она плыла головой вперед по реке. Она выставила бы руки перед собой, и разрез шел бы от пальцев вниз, а не от запястья вверх.

– То есть вы думаете, это случилось, когда она падала вперед спиной, – уточнил Гамаш, снова надевая очки.

– Да, таково мое мнение.

– Значит, кто-то толкнул Вивьен в грудь, когда она находилась на мосту, – сказал Бовуар и, не услышав возражений от доктора Харрис, продолжил: – Она ухватилась за перила, чтобы не упасть… – он показал, как это могло произойти, – а перила сломались.

Наступило что-то вроде вечного молчания, пока оба полицейских смотрели на коронера. А осторожный коронер размышляла.

– Вероятно, так и было.

– Да.

Бовуар в возбуждении сжал кулаки, понимая, что это может означать для расследования.

– Вероятно, – сказал более осторожный Гамаш, – Но не определенно?

– Нет. Похоже, что так все и произошло. Тут я готова свидетельствовать. Но защита может возразить, что повреждение получено в воде. Что тело постоянно переворачивалось, иногда даже ногами вперед, тогда-то и возникло это повреждение. Маловероятно, но не невозможно. Это мне тоже придется подтвердить.

– А что вам нужно для полной уверенности? – спросил Гамаш.

– Нужно то, чего у нас нет. Щепку, которая соответствует дереву перил. – Она помолчала. – Вы говорите, перила сгнили?

– Oui, – сказал Бовуар. Он насторожился, уловив незначительную перемену в ее голосе. – Сильно сгнили.

– У вас есть образец?

– Мы сняли целую секцию. Она в лаборатории.

– Хорошо. Пусть проверят ее на споры. На водоросли. На следы микроорганизмов. Много чего поселяется в гниющем дереве. И в плоти. Я возьму образцы с ее ладони для лаборатории. Невозможно, чтобы вода все смыла. Посмотрим, совпадет ли то, что есть на дереве, с тем, что обнаружится в ее ране.

– И если совпадет, мы сможем доказать, что она была на мосту, – сказал Гамаш. – И упала спиной вперед через перила. Мы докажем, что рана появилась до того, как она попала в воду.

– Да. Безусловно.

– Но, – сказал Гамаш.

– Но, – повторил Бовуар, глядя на него. Он понял, что они оба пришли к одному и тому же выводу.

– Что «но»? – спросила доктор Харрис.

Гамаш кивнул Бовуару, приглашая ведущего следователя продолжить.

– Умная защита будет утверждать, что она могла споткнуться. Перед этим она выпила, так что могла просто потерять равновесие и упасть назад. Или могла прислониться к перилам и сломать их.

– Это я постараюсь опровергнуть, – сказала коронер. – Судя по углу пореза, она находилась не менее чем в двух футах от перил, когда протянула руку назад и упала…

– Или когда ее толкнули, – вставил Бовуар.

– …на перила. И да, она пыталась спастись. Так что, по крайней мере, версию самоубийства можно отбросить.

Гамаш выдохнул.

Он не первый раз стоял над телом женщины, которую избили, унизили, опозорили и довели до края. И еще дальше.

Вивьен Годен, казалось, дошла до края и в тот холодный и темный апрельский вечер сделала выбор. Она выбрала жизнь. Для себя и своего ребенка.

Le beau risque. Большой риск. Красивый риск. Выбраться из дыры и начать все заново.

Как Анни и Жан Ги, отправляющиеся в Париж со своей маленькой и растущей семьей. От опасностей, существующих здесь. Чтобы начать все заново.

Но если они могут бежать, у Вивьен такой возможности не оказалось.

И Гамаш опять почувствовал, как у него скрутило желудок.

Изабель Лакост, опираясь на трость, остановилась в дверях отделения полиции в Кауансвилле. Оглядела открытое общее помещение.

– Она там, – сказала секретарь, показывая на агента Клутье, сидевшую за ноутбуком.

– Merci.

Но секретарь уже ушла.

Полицейские поворачивали головы следом за Изабель, которая, прихрамывая, двинулась по офису. В ней чувствовались легкость и уверенность. Посторонний человек, который ощущал себя здесь как дома.

Постепенно к ним стало приходить понимание, что она не посторонняя. Хотя большинство из них не видели суперинтенданта Лакост, ее репутация была им известна. Они знали, что она сделала. И что в результате сделали с ней. Трость была только самым заметным следствием.

– Суперинтендант, – сказал один из молодых агентов, вставая у своего стола.

– Bonjour, – откликнулась Лакост, не потрудившись поправить его и объяснить, что она находится в отпуске по болезни.

Впрочем, звание оставалось при ней.

– Агент Клутье, – сказала Лакост, подойдя к столу.

Лизетт Клутье вздрогнула, подняла голову и увидела знакомое лицо. Она быстро встала, улыбаясь:

– Patron. Никак не ожидала вас увидеть. Думала, вы со старшим инспектором… инспекторами.