Очень храбрый человек

Вашон задумалась, собираясь с мыслями. Просеивала правду и ложь, решала, что ей выбрать.

– Немного. Он не казался человеком, счастливым в браке. Говорил, она пьет. В депрессии. Я ему сочувствовала.

– Полина, – сказала Лакост, чуть подаваясь вперед и понижая голос, словно собираясь сообщить молодой женщине какую-то тайну. – Я очень надеюсь, что вы не будете возражать, если я стану задавать вам вопросы, которые могут показаться странными. Хорошо?

– Конечно. Разумеется. – Она посмотрела на свои часики. – У меня через час назначена встреча.

– Ну, нам не понадобится много времени. Не беспокойтесь, – сказала Лакост с материнской улыбкой. Этих двух женщин разделяли не столько годы, сколько предпочтения. – Сколько лет было вашей матери, когда она родила вас?

Обе – Вашон и Клутье – посмотрели на нее с недоумением.

– Значит, вы не шутили про странные вопросы, – сказала Полина, рассмеявшись. Хотя теперь она выглядела несколько настороженной. – Ей было шестнадцать.

– Молодая. Наверное, ей было нелегко. А вашей бабушке? Сколько ей было, когда она родила вашу мать?

– Вам это действительно нужно знать? Какое это имеет отношение к жене Карла?

У Клутье на языке вертелся тот же вопрос, и она едва удержалась, чтобы не кивнуть в знак согласия.

– Я сожалею, – сказала Лакост и приняла соответствующий вид. – Мне просто нужна ваша помощь, чтобы понять кое-что про местную общину. Насколько она может быть предвзята к молодым женщинам.

Ответ был туманным, но вроде бы удовлетворил и смягчил Полину.

– Моей бабушке было пятнадцать.

– А вам двадцать один?

– Да.

– Сколько вам было, когда вы впервые забеременели?

Между двумя этими женщинами повисла тишина.

– Зачем…

– Прошу вас, Полина. Это мне очень поможет.

По-видимому, Вашон поняла, что создала себе проблему. Она предложила помощь и должна была изображать готовность помочь. Эти вопросы на первый взгляд не были угрожающими или даже просто имеющими отношение к делу.

Но они были глубоко личными.

– Мне было шестнадцать.

– И что случилось?

– Я сделала аборт.

– А в следующий раз?

Полина заерзала на стуле:

– Зачем вы это спрашиваете? В абортах нет ничего незаконного. Мне делали аборт в больнице.

– Да, я знаю. Но еще я знаю, что маленькие городки могут быть благосклонными, а могут быть просто ужасными. У тебя появляется дурная репутация. Распространяются жуткие слухи. И в этих слухах достаточно правды, чтобы навредить. Людям не всегда нравится, когда ты добиваешься успехов, верно?

– Не всегда, – сказала Полина, слегка вскинув голову.

Изабель Лакост поймала себя на том, что восхищается этой молодой женщиной. У нее была выдержка. Но была ли совесть?

– Да, – тихо сказала Лакост. – Они не всегда добры, как нам бы хотелось. Особенно мучительно, когда друзья за тебя не радуются. Ты стараешься изо всех сил, чтобы подняться, сделать карьеру. Добиться успехов в бизнесе. Заработать немного денег. А люди вокруг: «Ах, мы теперь для нее слишком плохи». Только потому, что ты хорошо одеваешься и заботишься о себе. Верно?

Полина кивнула, но настороженно. Хотя и не так настороженно, как следовало бы.

– Позвольте, я скажу вам кое-что, – сказала Лакост своим доверительным голосом. – Кое-что, о чем не знает никто, кроме полиции.

Полина кивнула, подаваясь вперед.

– Вивьен была беременна. Вот почему я вас спрашиваю. Но мы не знаем точно, кто был отец.

– Правда? Я поняла, – прошептала Полина. – Бедняга Карл.

– Да. Бедняга Карл. Кто может винить его в том, что он хотел избавиться от этого брака? – Лакост откинулась на спинку стула и снова заговорила деловым тоном. – Значит, когда вы были беременны во второй раз, вам опять делали аборт в больнице?

– Да, дилатация и кюретаж[34].

– А в третий раз?

В тоне Лакост послышалась легкая резкость. Не осуждение, а предупреждение говорить правду.

– Как вы избавились от этой беременности, Полина?

– Я знаю, кто вы, – сказал Тоби, садясь за стол в отделении полиции, не очень далеко от того места, где Лакост беседовала с Полиной.

– Вы тот коп, которого все ненавидят, – сказала Дафна.

Она сидела за соседним столом, ее тоже задержали.

Гамаш улыбнулся:

– Надеюсь, не все.

– Все, кого я знаю.

Гамаш не особенно удивился, услышав, что подростки, ведущие криминальный бизнес, не являются его поклонниками.

– Я видел видео, как вы убиваете этих детей, – сказал Тоби. – Жестоко.

Камерон, полицейский, который производил задержание, перестал терзать клавиатуру компьютера. Жан Ги Бовуар, сидевший поблизости и просматривавший почту, поднял глаза.

Арман Гамаш чуть наклонил голову, улыбка сошла с его лица.

– Какое видео?

Тоби рассмеялся:

– Не видели? Его выложили с час назад. Оно теперь распространяется с сумасшедшей скоростью. Забавно, что я как раз его смотрел, когда вы пришли.

Гамаш нахмурил брови. Где-то есть видео, в котором он стреляет в детей? Как такое возможно?

Он посмотрел на Жана Ги, с лица которого еще не сошла бледность после происшествия в проулке. Когда они ехали назад, Гамаш обратил внимание, что Бовуара трясет, и тихо спросил, не заболел ли он.

– Я думал, что не уйду оттуда живым, – ответил вполголоса Жан Ги.