Очень храбрый человек

Гамаш думал то же самое, но промолчал. Он все еще ощущал кислотное жжение в желудке.

– Скоро будешь на Елисейских Полях, – сказал он. – На солнышке.

– Недостаточно скоро.

Жан Ги понимал, что Париж не застрахован от опасностей, но там они вряд ли будут грозить ему. Шансы возвращаться домой каждый день значительно повысятся.

Теперь, услышав слова Тоби, Жан Ги повернулся к своему компьютеру и набрал в поисковике:

«Квебекская полиция, видео, дети».

«Гамаш, видео, стрельба».

– Я мог бы пристрелить вас, запросто, – сказал Тоби. – Отплатить. За то, что вы сделали.

– Почему же не пристрелил?

Тоби откинулся на спинку стула и сложил руки на груди:

– Вы не стоили пули. И уж точно не стоили того, чтобы я из-за вас умирал. Он бы меня замочил. – Он кивнул в сторону Камерона, который смотрел на парня.

– Ты правильно понял, – подал голос Камерон.

Тоби повернулся к старшему. С седыми волосами. И этим жутким шрамом у виска. Который делал его таким узнаваемым.

Лицо копа было покрыто не столько морщинами, сколько линиями. С огромного расстояния почти в полвека он казался мальчишке человеком, разбитым и собранным заново из кусочков.

Шалтай-Болтай. Который упал с высокой стены.

– Patron, – сказал Бовуар с другого стола, врываясь в мысли Тоби.

Его голос упал почти до шепота.

Анни работала удаленно в Монреале. Готовилась к экзаменам во французскую адвокатуру.

Ее приятель из одной монреальской фирмы прислал ей сноску. И предупреждение. Но она, конечно, не могла не посмотреть.

Она кликнула по сноске и уставилась на экран. Кровь отхлынула от ее лица.

Оноре тоже смотрел, сидя у нее на коленях. Но Анни тут же убрала его от экрана, опустила в манеж. Потом вернулась к своему ноутбуку, осторожно приблизилась к нему.

На экране застыло изображение ее отца.

Ее глаза широко раскрылись. Дыхание стало прерывистым. Она отключила звук и нажала прокрутку.

Рейн-Мари прижала руку ко рту и закрыла глаза. Забыв о синяке на лице, она словно ощутила новый удар, сильный удар в живот.

Потом, открыв глаза, она попросила Мирну вернуться к началу.

– Ты уверена? – спросила Мирна.

Они поднялись в чердачную квартиру Мирны над книжным магазином, где Интернет работал устойчивее, чем где бы то ни было. Ссылку прислала Анни. Она понимала, что ее мать захочет быть в курсе. Быть предупрежденной о том, что творится.

За те несколько минут, что женщины поднимались наверх, пришло еще несколько посланий от друзей, встревоженных и расстроенных. Они хотели предупредить обоих – ее и Армана.

На чердак с ней вместе поднялись Мирна и Клара. А за ними – Оливье и Габри. Перед компьютером рядом с ней сидела Рут, положив свою перевитую венами руку на руку Рейн-Мари.

– Давай, – сказала Рейн-Мари.

Мирна кликнула мышкой, и короткое видео проигралось еще раз.

– Вы не возражаете, если мы воспользуемся вашей переговорной комнатой? – спросил Бовуар у коммандера отделения, которая, увидев его в дверях, закрыла компьютер. И покраснела. Но Бовуар успел услышать многозначительные приглушенные звуки выстрелов из ее ноутбука.

– Пожалуйста.

Бовуар закрыл дверь отдельного кабинета и поставил свой ноутбук на стол. Гамаш встал рядом, глядя на замершее изображение на экране. Это был он, собственной персоной, в бронежилете. С оружием на изготовку. С острым взглядом. Готовый стрелять.

– Тут будет плохо, – сказал Бовуар.

Гамаш кивнул:

– Давай.

Он стоял выпрямившись и смотрел на экран. Так же, как немногим ранее смотрел на мальчишку на пожарной лестнице.

Бовуар запустил просмотр.

Изображение было дерганым. Ролик собрали из обрывков старого видео, снятого во время рейда на заброшенную фабрику. Все это Гамаш и Бовуар уже видели. Многие кадры были сняты камерами, закрепленными на их шлемах.

Но тут были и другие кадры, которых никто из них никогда не видел. Видео оказалось склеенным из набранных бог знает где в Интернете съемок. На которых расстреливали ребятишек. В большинстве своем чернокожих. Явно невооруженных.

Арман Гамаш смотрел на экран, а Бовуар наблюдал за ним.

Он видел, как сощурились глаза тестя, как он морщился, глядя на ужасные кадры.

Видео было смонтировано таким образом, что возникало впечатление, будто все это дело рук Гамаша.

Монтаж был грубый. Обмануть таким было никого невозможно. Кроме тех, кто сам хотел обманываться.

Глядя на Гамаша, Жан Ги понял, что никогда еще не видел человека, потрясенного до такой степени. Никогда до этого момента.

Мадлен Туссен сидела за рабочим столом рядом со своим заместителем и смотрела видео.

Ее почтовый ящик, телефонные линии разрывались от сообщений об этой пародии.

Туссен просмотрела ее три или четыре раза.

– Что вы собираетесь делать? – спросил ее заместитель. – Должна быть какая-то реакция. Квебекская полиция должна осудить…

– Я знаю, что нужно делать. Оставьте меня. – И секунду спустя добавила: – Пожалуйста.

Оставшись одна, старший суперинтендант Туссен встала и подошла к карте на стене. На карте отображалась картина наводнения. Которое далеко еще не кончилось.

Но ее глаза остановились на огромной плотине гидроэлектростанции. Без согласия Туссен, без ее ведома шлюзы были открыты.