Очень храбрый человек

Она была на очередном собеседовании, сулившем ей назначение главой Службы общественной безопасности, когда до нее дошел слух о том, что произошло в суде.

Она поспешила приехать, и теперь они втроем шагали по слякотным мощеным улицам близ здания суда. Чтобы вдохнуть свежего воздуха и попытаться прочистить мозги.

– Балаган какой-то. Что это было за дерьмо? – Бовуар остановился, глубоко вздохнул, закрыл глаза и снова их открыл. – Извините. Но в самом деле. Что это было за дерьмо?

Они обошли вокруг здания суда в Старом Монреале. Почувствовали лучи солнца на разгоряченных лицах. И свежий воздух в легких.

Говорили мало, в основном раздавались проклятия Бовуара. Гамаш, который не сказал почти ничего после заявления судьи, давал им возможность выговориться. А сам шел и думал.

Затем и остальные замолчали, погрузившись в свои мысли. Такие же точно мысли.

Отчасти о том, что же пошло наперекосяк, а главным образом о том, как исправить положение.

Завибрировал телефон Бовуара. Пришло сообщение от Залмановица. Такое же лаконичное, как и сам этот человек.

«Жду вас у себя».

Три офицера Квебекской полиции находились позади здания, но Гамашу было известно, как попасть внутрь, пройдя мимо мусорных баков. Он нажал кнопку, посмотрел в камеру, и дверь открыли. Хорошо, что Гамаш знал охранников по именам, а они знали его. После десятилетий судебных заседаний. И переживаний.

Бовуар и Лакост мрачно прошли следом за Гамашем в плохо освещенный коридор. Воспользовавшись служебным лифтом, они наконец оказались в сверкающем мрамором холле. Публичный фасад, за которым скрывается дурно пахнущее, темное подбрюшье правосудия.

– Что ж, это было не судебное решение, а катастрофа, – сказал при их появлении Залмановиц, не давая себе труда подняться или хотя бы оторвать взгляд от ноутбука. – Я говорил с судьей Пеллетье, она объяснила мне все на пальцах.

– И?.. – спросил Бовуар.

– И мы, конечно, подаем апелляцию, – ответил прокурор.

– И выиграем?

– Трудно сказать.

– Попытайтесь.

Залмановиц наконец отвернулся от экрана и уделил гостям все свое внимание:

– Хотите честно? Я сомневаюсь. Как бы мы ни относились к этому решению, судья Пеллетье со всем усердием исполнила свои обязанности, даже опрашивала юристов по всей стране…

– Но ядовитое дерево? – прервал его Бовуар. – Да ладно вам.

– Я знаю. Не могу объяснить ее интерпретацию. Впрочем, могу. Но это невероятно узкий взгляд на закон.

Он потер глаза и вздохнул. Потом посмотрел на полицейских и слабо улыбнулся:

– Знаете, что говорят про юристов?

Гамаш бросил на Бовуара предостерегающий взгляд.

– Что мы похожи на детей в темноте, которым видятся всякие чудовища.

Гамаш знал, что это описание довольно точно подходит и к его работе.

– Кажется, я пропустил одного монстра, – сказал юрист. – Даже двух.

– Мы все пропустили, – заметил Бовуар.

Залмановиц кивком поблагодарил за готовность разделить с ним вину:

– У судьи Пеллетье была свобода выбора. Решение могло быть совсем другим, и я думаю, она искренне боролась сама с собой. В особенности потому, что, как она сообщила мне по секрету, мы требовали лишения свободы…

Бовуар хлопнул по деревянным подлокотникам стула и прорычал:

– Черт побери.

Он вскочил на ноги и принялся расхаживать по кабинету, пытаясь выпустить накопившееся раздражение. Остальные не обращали на него внимания, и он наконец взял себя в руки.

Снова усевшись, он не стал извиняться. Но посмотрел прямо в глаза Залмановицу и сказал:

– Кто-нибудь должен сделать так, чтобы Трейси получил то, что заслуживает.

– Мы стараемся.

– Старайтесь лучше.

– Слушайте, это ведь вы открыли ту дорожную сумку. – Залмановиц повысил голос, в каждом его слове звучало разочарование. – И кто позволил неопытному агенту затевать игры с аккаунтом в «Инстаграме»?..

Он заставил себя замолчать. Выставил перед собой руки, словно защищая гостей от своего гнева. Откинулся на спинку кресла, которая отыграла назад с такой же силой.

Взглянув на Гамаша, Залмановиц заметил, что, хотя тон старшего инспектора оставался вежливым, а лицо – спокойным, челюсти его были плотно сжаты.

Этот человек не был расслабленным. Просто этот человек лучше других умел сдерживать эмоции.

– Прошу прощения. – Залмановиц глубоко вздохнул и посмотрел на трех следователей. – Это не ваша вина.

– Да наша, конечно, – отрезал Бовуар. – Я облажался.

– Я тоже, – сказал Гамаш. – Именно я открыл сумку.

– А я позволила агенту Клутье продолжать игру в «Инстаграме». Даже похвалила ее, – сказала Лакост, покачав головой.

– Ни один из нас не выглядит хорошо в этой истории, – признал Залмановиц. – Я – юрист, прокурор. Я должен был увидеть, что тут могут возникнуть проблемы. Но не увидел.

Он потер лицо руками, как будто пытаясь стереть с него выражение, говорящее о неудаче.

– Это верно. Основная тяжесть вины лежит на вас, – сказал Бовуар и улыбнулся, когда прокурор посмотрел на него.

Залмановиц хрипло хохотнул.

Перемирие.