Очень храбрый человек

– Как я уже сказал, я готовлю апелляцию, – заговорил прокурор. – Но ее будут рассматривать в лучшем случае через несколько месяцев. Ядовитое дерево – самое разрушительное судебное решение. К сожалению, оно дискредитирует почти все собранные улики.

– «К сожалению» – слабо сказано, – заметила Лакост.

Залмановиц кивнул:

– Решение судьи Пеллетье о ядовитом дереве не имеет четко обозначенных границ, вот почему ни один другой судья не будет его отменять. И вам лучше иметь это в виду, потому что отныне оно создает прецедент. И будет распространяться на все другие расследования. Но… – он подался вперед, ухватившись за столешницу, – еще более спорное, по ее собственному признанию, решение затрагивает вопрос о социальных сетях.

– Аккаунт в «Инстаграме», – сказала Лакост, придвигаясь ближе к столу.

– Именно. Судья Пеллетье, конечно, права в том, что суды пытаются формировать суждения, касающиеся социальных сетей. Правительство работает над законодательством, однако дело это противоречивое и деликатное, а вы знаете, как политики любят эти два параметра.

Залмановиц ждал, что они рассмеются в знак одобрения, но вместо этого получил три мрачных взгляда.

– Если вынесенное решение останется в силе, – продолжал он, – то границы изменятся.

– Но это неправильно, – сказал Бовуар. – Нам связывают руки в том, что касается социальных сетей. Нас просто исключают из этой сферы и позволяют людям делать, что они хотят.

– Так же как и в личном пространстве своих домов, – кивнул Залмановиц. – Судья Пеллетье использует именно эту аналогию. Как говорил Пьер Эллиот Трюдо, когда он был премьером, правительство не должно залезать в постель к гражданам.

– Однако есть ограничения, – возразил Гамаш. – Физическое насилие, детская порнография, убийство. Если люди занимаются чем-то подобным за закрытыми дверями своих домов, это еще не значит, что закон не может до них дотянуться. Но я также знаю, что мы ничего не добьемся, если будем толочь воду в ступе. Решение принято. Вы подаете апелляцию. А тем временем Карл Трейси остается на свободе. Есть ли у нас другие улики, незапятнанные свидетельства, которыми мы можем воспользоваться?

– В тот день Вивьен позвонила отцу и сообщила, что наконец уходит от Трейси, – сказал Бовуар. – Из этого явно вытекает, что она боялась.

– Есть показания агента Камерона, который отреагировал на звонок Вивьен по девять-один-один, – сказала Лакост. – Было ясно, что речь идет о домашнем насилии.

– Но для него это было недостаточно ясно, ведь он не стал задерживать Трейси. Он чувствовал, что такое задержание не пройдет проверки на «обоснованное подозрение». Кроме того, насилие и убийство – вещи разные. Что еще у нас есть?

– Тот молодой человек – как его там? – заговорил Бовуар. – Тот, кому она много раз звонила в день убийства.

– Жеральд Бертран, – сказала Лакост. – Он утверждает, что она просто ошиблась номером.

– И вы ему верите? – спросил Залмановиц.

– Да, пожалуй. Мы его проверили, и его абсолютно ничто не связывает с Вивьен или Трейси. Я думаю, она неправильно записала номер.

– А по какому номеру она звонила? – спросил Гамаш.

Лакост назвала номер.

– Не понимаю, почему она не попросила отца приехать за ней, если уж так боялась, – сказал Залмановиц.

– Он предлагал, – ответил Гамаш. – Но она сказала, что это слишком опасно, что она должна сама выбрать подходящее время.

– То есть она опасалась за свою жизнь? – спросил Залмановиц. – Она сказала об этом отцу?

Гамаш задумался, вспоминая первый разговор с Годеном в его доме в Сент-Агате.

– Конкретно не говорила. Полагаю, она боялась и дала ему понять это, но боялась не за свою жизнь. Иначе он бы непременно за ней приехал. Он не хотел ухудшать ситуацию или провоцировать насилие. Поэтому он остался дома.

– Бедняга, – сказал Залмановиц. – Как вы с этим живете?

Ответа не последовало.

– Итак, – сказал Залмановиц после паузы, – Вивьен боялась мужа.

– Oui. Боялась, что он узнает о ее намерении уйти…

– Но постойте-ка. – Залмановиц поднял руку, останавливая Гамаша. – Его подружка, Полина Вашон, говорит, что Трейси хотел избавиться от жены. Разве ее уход не решал проблему, ведь тогда им не пришлось бы ее убивать? Почему просто не отпустить ее? Ему действительно ни к чему было ее убивать.

– Возможно, он не осознавал, что она планирует уйти, – сказал Бовуар. – Он сказал, что она говорила ему об этом, но похоже ли это на правду?

Им так не казалось.

– То есть вы считаете, что Трейси убил ее, не зная, что она уходит? – уточнил Залмановиц.

– Даже если он знал, у него был и другой мотив, – сказал Гамаш. – Он признался мне, что не собирался отдавать ей полдома. Или помогать ребенку.

Он рассказал об их разговоре в кухне, когда Трейси согласился с тем, что потеря половины фермы из-за ухода Вивьен может быть веской причиной для убийства.

– Вот и ответ, – сказал Бовуар. – Трейси склонен к насилию. Пьяный. Он планировал ее убить, и он ее убил. Тот факт, что она решила уехать, только вызвал у него еще больший приступ бешенства.

– А сумка? – спросил Залмановиц. – Как она попала в реку? Кто ее собирал?