— Отпустите меня, как фронтовик фронтовика прошу, — еле слышно сказал Бородавин. — Понимаю, что не отпустите, а все равно прошу — отпустите. Я зла никогда никому не делал, а что бизнесмена укусил — так никогда себе этого не прощу. Семь лет, как перебои с кровью начались, держался и не утерпел. Простите меня, а, товарищ редактор? Вы не отпустите, так все равно ведь отпустят. При Сталине оно, конечно, имело бы смысл — меня с ходу взяли бы в оборот, а при нынешней власти правозащитники не позволят. Мы, вампиры, — Бородавин хехекнул, — тоже газеты читаем. Эта ваша демократия — говно полнейшее, но и плюсы в ней тоже имеются. Да и потом: кто как не демократия виновата, что я бизнесмена укусил?
Верховский молча курил.
— Плюсы текущего момента и в том, что шила в мешке утаить не удастся. Про меня газеты напишут, в мою защиту лучшие люди выступят, и вы это знаете не хуже меня. Я жертва бесчеловечной сталинской науки! Потому меня защитят демократы, но я и партбилет не сжег, как некоторые, и потому коммунисты за меня заступятся тоже. Меня еще на телевидение пригласят и в Америку, к Колотовцеву Геннадию Борисычу, повезут для совместного изучения моей личности. И, уверен, найдут во мне много полезного. Наступит срок — обо мне в школьных учебниках напишут. Когда-нибудь детишкам начнут эту самую вакцину прививать для укрепления их здоровья, а назовут ее вакциной Колотовцева — Бородавина. Подумайте, как вы будете выглядеть тогда? Душителем свободы личности и препятствием на пути процветания человечества. Если и вспомнит кто о вас, то только в этой роли...
Из темноты раздался возглас Владимира Сергеевича.
— Отпустите меня, а? — прошептал Бородавин. — Я ведь специально это вам говорю наедине: Протопоп ни за что меня не поймет, хотя и приятель. Если бы он мог меня понять и дальнейшую мою жизнь предвидеть, то гордился бы знакомством со мной. И будет еще гордиться, не сомневайтесь!
— Ау! Гай Валентинович, где вы?! — заорал Владимир Сергеевич. — Ау, ау! Сигнализируйте мне!
— Не кричите, пожалуйста, здесь мы, рядом, — сказал Верховский. — А вы правда, Сила Игнатович, никого, кроме этого бизнесмена, не трогали?
— Честью клянусь! — заверил Бородавин. — Ну так как? Отпустите?
Верховский не ответил. Между деревьев замерцал огонек зажигалки, и возник Владимир Сергеевич.
— Заплутал я, — сказал он, тяжело дыша, — и кол обронил. Темнота проклятущая — под ноги обронил, а найти не сумел...
— Убегу я теперь, Протопоп, — сказал Бородавин, ерничая.
— Не убежишь! — Владимир Сергеевич ударил его кулаком по спине. — А ну вперед!
Спотыкаясь и роняя Бородавина на землю, они в конце концов добрались до выхода из парка, вышли на освещенную улицу и уже через пятнадцать минут звонили в квартиру русской Агаты Кристи.
20
Судьбу кольцуя суетой,
Мы забываем смысл полета:
Презрев все страхи и расчеты,
Нестись за дикою звездой.
Фиглярством прикрываем стон,
Живем притворствуя и мучась,
Свою возненавидев участь.
И темнота со всех сторон...
Вадим Портулак
Когда Верховский и Владимир Сергеевич ввели в комнату Бородавина, трезвых в ней не было, если не считать дам, Любимова и Буркинаева.
— Папа! — вскрикнула Людочка, но Владимир Сергеевич остановил ее театральным жестом.
— Спокойно, дочь. Были непредвиденные трудности, но мы их преодолели, хотя пришлось пожертвовать автомобилем. — Он молодецки тряхнул седым чубчиком, давая понять, что плевал на автомобиль.— Господа, мы доставили сюда вампира, чтобы он сам рассказал, как дошел до жизни такой. Давай, Сила Игнатович, замаливай грехи!
Бородавин еще на лестнице, предупрежденный о необходимости замаливать грехи, начал с тех же слов, с которыми утром вошел в кабинет Любимова:
— Товарищи! Я — ветеран войны и труда, награжден орденами Отечественной войны обеих степеней, Красного Знамени и Богдана Хмельницкого первой степени. Награждение орденом Богдана Хмельницкого производилось за особые заслуги в организации сопротивления в тылу врага...
На этом монолог кавалера орденов был прерван.
— Так вот же он, поэт Портулак, маскируется, — воскликнул Владимир Сергеевич, разглядев сидящего в кресле Вадима. — Эх, жалко, кол потеряли! Знал бы я вчера, когда он ко мне в зятья набивался!
— Нет, этого я не вакцинировал, — заявил Бородавин.
— Гай Валентинович, — обратился Любимов к Верховскому, — вы-то хоть можете мне объяснить, что здесь происходит?
— Вот этот товарищ — вампир, — Верховский указал на Бородавина, — в чем он сам, кстати, не видит ничего дурного. Свою биографию он поведал в мемуарах, которые вы передали мне сегодня с Изабеллой Константиновной. Забористый текст, смею вам доложить.