Очерки лондонских нравов (старая орфография)

Едва только затихли шумныя восклицанія, выражающіе искренній восторгъ за предложенный тостъ, какъ молодой джентльменъ въ розовомъ жилет, сидвшій на конц стола, замтно выражаетъ душевное безпокойство и обнаруживаетъ очевидные признаки желанія излить свои чувства въ краснорчивомъ спич. Догадливый Тупль сразу замчаетъ это и ршается предупредить соперника. Вслдствіе такой ршимости, онъ снова встаетъ, — съ торжественнымъ видомъ и съ соблюденіемъ приличнаго достоинства выражаетъ надежду свою, что ему позволятъ предложить другой тостъ (всеобщее одобреніе, и мистеръ Тупль продолжаетъ), онъ увренъ, что каждый изъ присутствующихъ глубоко проникнутъ радушнымъ, мало того: роскошнымъ гостепріимствомъ, оказаннымъ въ этотъ вечеръ достойнымъ хозяиномъ и хозяйкой дома., (Безконечныя рукоплесканія.) Хотя онъ (Тупль) въ первый разъ еще иметъ удовольствіе сидть за этимъ столомъ, но онъ давно и коротко знаетъ своего друга Доббля; онъ тсно связанъ съ нимъ по служб и желалъ бы даже, чтобы каждый изъ присутствующихъ зналъ его такъ, какъ онъ зналъ. (Хозяинъ кашляетъ.) Онъ (Тупль) не красня можетъ положить руку на свое сердце и чистосердечно объявить, что лучшаго человка, лучшаго супруга, лучшаго отца, лучшаго брата, лучшаго сына, лучшаго родственника въ какомъ бы то ни была колн, - не существовало въ мір. (Громкіе крики „гиръ! гирь!“) Сегодня видятъ его въ мирномъ лон своего семейства, а завтра утромъ непремнно увидятъ за тягостною должностью въ контор: всегда спокойнаго за чтеніемъ утренней газеты, неподражаемаго въ подписи своего имени, почтеннаго въ отвтахъ на вопросы незнакомыхъ постителей, покорнаго передъ лицомъ патроновъ и величественнаго передъ посланными изъ другихъ конторъ. (Ура! ура!) Выразивъ безъ всякаго лицепріятія достодолжную справедливость превосходнымъ качествамъ своего друга Доббля, что же можно сказать касательно мистриссъ Доббль? Неужели нужно распространяться о прекрасныхъ качествахъ этой во всхъ отношеніяхъ любезной женщины? Нтъ, онъ пощадитъ чувства своего друга Доббля, онъ пощадитъ чувства своего друга, если только ему позволено будетъ имть честь называться его другомъ. (При этомъ мистеръ Добблъ принимаетъ видъ глубокой меланхоліи.) Онъ (Тупль) скажетъ просто, съ полной увренностью, что съ его мнніемъ согласятся вс присутствующіе джентльмены, что другъ его Доббль также высоко стоитъ надъ всми мужчинами, которыхъ онъ зналъ, какъ и мистриссъ Доббль превосходитъ всхъ женщинъ, которыхъ онъ видлъ (исключая ея дочерей), и потому онъ долгомъ считаетъ заключитъ предложеніемъ выпитъ „за неоцненное здоровье почтенныхъ хозяина и хозяйки дома и пожелать имъ счастливо встрчать новый годъ на многія и многія лта!“

Тостъ былъ выпитъ съ шумными восклицаніями; Доббль выразилъ свою благодарность, и джентльмены отправились въ гоcтиную. Молодые люди, стыдившіеся до ужина пуститься въ танцы, обнаруживали теперь удивительную непринужденность; въ музыкантахъ проявлялись несомннные признаки поздравленія съ наступающимъ новымъ годомъ, и танцы продолжались до послдней поры перваго утра новаго года.

Едва только мы кончили послднія слова вышеупомянутаго тоста, какъ на сосднихъ церквахъ раздалась первые удары полночнаго часа. Не правда ли, что въ звукахъ этого удара отзывается что-то благоговйно-страшное? Не правда ли, что въ другое время они не поражаютъ насъ такъ сильно, какъ теперь? Въ другое время часы спокойно летятъ мимо васъ, и мы вовсе не замчаемъ ихъ полета. Но вдь мы мряемъ человческую жизнь годами, а этотъ торжественный звонъ ясно гласитъ намъ, что мы миновали еще одинъ поверстный столбъ, поставленный между нами и нашей могилой; пожалуй, мы можемъ заглушить его, но намъ не заглушить душевнаго убжденія, что когда слдующій звонъ возвститъ прибытіе новаго года, то мы также останемся нечувствительны къ глаголу времени и не подумаемъ о предл нашей жизни!

IV. ГОСПИТАЛЬНАЯ ПАЦІЕНТКА

Бродя по вечерамъ по улицамъ Лондона, мы часто останавливались подъ окнами какого нибудь госпиталя и рисовали въ своемъ воображеніи мрачныя и унылыя сцены, происходившія внутри этой храмины. Внезапное движеніе свтильника отъ одного окна къ другому, а потомъ постепенное уменьшеніе свта, какъ будто его уносили въ отдаленный конецъ комнаты, къ кровати страдальца, — быстро пробуждало въ нашей душ цлую толпу грустныхъ размышленій. Чтобъ прекратить порывы шумной веселости, въ то время, когда весь городъ погруженъ въ глубокій мракъ и сонъ, стонъ только взглянуть на тусклый свтъ ночника у постели больного, который изнемогаетъ въ мучительныхъ недугахъ.