Очерки поэтики и риторики архитектуры

Нойшванштайн – не замок, а художественный образ замка. Его отношение к «старым замкам немецких рыцарей» – не копирование и не подражание. Оно подобно отношению Гравенстена к крепостным сооружениям византийцев, мусульман и крестоносцев в Святой земле или отношению южнокалифорнийского замка Спящей красавицы к самому Нойшванштайну. Это произведения в «средневековом духе». Разумеется, они схожи не целями «присвоения» (цели графа Фландрии Филиппа I Эльзасского, баварского короля Людвига II и Уолта Диснея не имели между собой ничего общего), а только характером заимствования «чужого», которое становится «своим».

Король велел придворному архитектору Эдуарду Риделю следовать в проектировании Нойшванштайна эскизам Кристиана Янка – сценографа Мюнхенского королевского оперного театра, который в 1861 году поставил на этой сцене «Лоэнгрина». Из опер Вагнера это была первая, на представлении которой присутствовал пятнадцатилетний Людвиг. О глубине его впечатления говорит цитированное выше письмо: «двор замка, галерея, часовня в глубине» – это декорации Янка из второго акта «Лоэнгрина». Художник Михаэль Вальтер, приверженец исторической достоверности в обращении к формам средневекового зодчества, которому было поручено обеспечивать Янка и Риделя «необходимыми деталями» романской архитектуры, увидев фантазии Янка, заявил, что они «вызовут самую яростную и жесткую критику». В ответ он получил письмо от королевского секретаря: «Его Королевское Величество соизволил выстроить новый замок в романском стиле. Мы живем в 1871 году, спустя столетия после этой эпохи, и не может быть никаких сомнений в том, что достижения, которые имели место в сферах искусства и науки, помогут и нам в строительстве этого здания. Я вовсе не имею в виду, что мы должны изменять этот стиль в худшую сторону. Но не думаю, что мы обязаны воссоздавать старину во всех подробностях, не извлекая пользы из опыта, которым наши предшественники воспользовались бы, будь он им доступен»397. Баварскому королю придало смелости предпринятое Виолле-ле-Дюком восстановление французского замка Пьерфон, который Людвиг видел своими глазами398. Известно, что новый Пьерфон – сочинение самого Виолле-ле-Дюка «в духе» французских готических замков из тех, что можно видеть, например, на миниатюрах Великолепного часослова герцога Беррийского.

Теперь архитектура Вартбурга Людвигу не указ. В 1881 году он пишет: «Вид на замок сверху восхитителен, особенно с Мариенбрюкке; он намного превзойдет Вартбург по всем его общепризнанным достоинствам – местоположению, архитектуре и великолепию росписей». Уничижительная оценка вартбургских росписей Морица фон Швинда несправедлива. Но превосходство Нойшванштайна в местоположении и архитектуре – очевидно.

Захватывает дух, когда видишь замок, лебединой белизной сверкающий на фоне поросших темно-зелеными еловыми лесами гор, среди которых он кажется игрушкой. Но чтобы испытать это чувство, надо смотреть, не приближаясь к нему, не видя деталей и желательно с короткой стороны – с востока (с противолежащей горы) или с запада (снизу, от Хоэншвангау), когда его объемы, в широтном направлении растянутые, предстают сжатой компактной структурой, не занимающей много места в горной панораме.

Либо надо медленно подниматься по дороге, огибающей его на значительном расстоянии с запада, с севера, затем приближаться к его северо-восточному окончанию, так что он долго остается невидим, пока не окажешься вдруг у подножья его северной стены, вставшей средь леса до небес.

Чего делать не надо – так это, подражая Людвигу, смотреть на Нойшванштайн с моста Мариенбрюкке, то есть с трехсот метров, на длинную южную сторону замка, составленную из примкнутых один к другому объемов, подавленных громадой пятиэтажного дворца – словно перевезенной сюда ратушей большого богатого буржуазного города. Предопределенная единством замысла художественная целостность, не усложненная последующими переделками и пристройками и выдержанная как в равномерно-аккуратной, гладкой облицовке из белого известняка, так и в технической гладкости резьбы каменных деталей, – эстетически самое уязвимое свойство Нойшванштайна. Как только эта последовательность осуществления замысла дает себя обнаружить, поэтический порыв, которым мы наделяли замок, пока созерцали его издали, превратится в старательную прозу.

На дворе вторая половина XIX века, строительство ведется с помощью паровых подъемных кранов, замок изначально электрифицирован и оборудован едва ли не первой в Германии телефонной связью. Именно поэтому художники, архитекторы и сам Людвиг, неусыпно за строительством наблюдающий и во все детали вникающий, изо всех сил стараются сделать его как можно более средневековым. Пассеистическое перенапряжение неизбежно ведет их, с одной стороны, к использованию только типичных форм романской архитектуры, а с другой – к утрированию этих форм, их очертаний, их размеров. Тем самым из архитектуры Нойшванштайна исключается случайность. И вот им уже мнится, что Вартбург превзойден.