Очерки поэтики и риторики архитектуры

Войдя через неприметный вход с юга внутрь, неожиданно переносишься в безвременье, бесстилье богатой провинциальной южноиталийской виллы. В вестибюле, пол которого выложен керамической плиткой с розетками, какую могли, наверное, изготовить в соседнем городке, ступаем на деревянную лестницу, перила которой опираются на тонкие балясины. Она выводит на площадку piano nobile с местной диковиной – прислоненной к стене толстенной полке на трех каменных консолях, явно подобранных на руинах XVII века. Это сооружение весом в сотни килограммов оттесняет в дальний угол тяжелую, с пышным накладным рельефом дверь (на piano nobile все двери такие), открыв которую, оказываешься в углу гостиной площадью сто двадцать квадратных метров.

Стены и потолок белые, пол вымощен серым базальтом, как древнеримская дорога, столы с монументальными столешницами на могучих витых деревянных тумбах или на каннелированных блоках античных колонн. Ручная работа на века. Пейзажи в четырех огромных горизонтальных окнах, почти от пола до потолка, со стеклами, вставленными прямо в стену, без рам и переплетов, но в плоскости стены обрамленных темным деревом – по паре на южной и северной стенах – выглядят, как неправдоподобно правдивые прекрасные картины. Притягивающий внимание архитектурный объект, необходимый всякому просторному интерьеру, – камин с деревянной полкой на уровне столов и белоснежным капюшоном вытяжки, подпирающей потолок. А в чреве камина – единственная ультрасовременная деталь убранства: изготовленное по специальному заказу у Цейса огнеупорное стекло, благодаря которому море можно созерцать сквозь пламя. Чего не сделаешь, «чтобы об этом говорили»!

Планировка других комнат симметрична относительно продольной оси. Через дверь посреди восточной стены гостиной попадаешь в узкий поперечный промежуток перед площадкой с двумя одинаковыми дверями на оси. Правая – в спальню Курцио с окном на юг, левая – в будуар, на двери которого он повесил табличку stanza della Favorita, с окном на север и прелестным маленьким камином, облицованным плиткой с деревенскими розанчиками на белом фоне. Такая же плитка на полу; меблировка из дуба и каштана. При спальнях – по одинаковой ванной комнате, отделанных мрамором таких тонов и узоров, что чувствуешь себя под непрерывными морскими струями. А как вам нравится блок античной колонны, служащий туалетным столиком?

На этом рубеже пора вспомнить, что casa Malaparte построен для «сильного мужчины, свободного духом». Если посещение женской половины заводит в будуарный тупик, то в спальне Курцио есть заветная дверь в святая святых – кабинет. Это комната в сорок квадратных метров, расположенная поперек оси виллы, с окнами на три стороны света, с башнеподобной тирольской печью в углу и книжными полками, не достигающими уровня подоконников. В глазах хозяина «красного дома» природа буквально находилась выше культуры. Единственный способ преодолеть их взаимное отчуждение – поэзия, на что указывает мотив керамических плиток пола: лира между веточками лавра. Этот мотив Альберто Савинио позаимствовал из рукописи «Итальянского путешествия» Гёте495.

Если верить Малапарте, он строил «красный дом», мечтая о творческом уединении. Но каждая деталь виллы взывает к вниманию зрителей. Уединенный труд на глазах у публики? Вероятно, Малапарте не видел в этом противоречия. Чтобы его уединенность была замечена и по достоинству оценена, он постарался привлечь к себе всеобщее внимание многозначительными архитектурными жестами, не заботясь об их смысловой взаимосвязи. Он умер более шестидесяти лет назад, но созданная им сцена, на которой он поворачивается к миру спиной и которую он назвал «самым смелым, разумным и современным домом на Капри»496, так ярко выражает «Я» своего хозяина, что мы не нуждаемся ни в его физическом присутствии, ни в чтении его литературных произведений, чтобы только по характеру виллы увидеть обескураживающую противоречивость натуры ее хозяина.

Стеклянный дом и дом Фарнсуорт

«Влияние американских работ Миса ван дер Роэ отразилось в проекте стеклянного павильона Филипа Джонсона. Как и его учитель, этот архитектор задался целью разработать общие методы конструкции из стали и стекла. Однако, в отличие от работ Миса ван дер Роэ, его павильон по своей детализации и по стремлению связать здание с изящностью [так в оригинале. – А. С.] разбитого вокруг него парка перекликается с архитектурой XVIII века»497. Так в 1965 году Дрекслер, в ту пору возглавлявший (после Джонсона) отдел архитектуры и проектирования МоМА, охарактеризовал дом, построенный Джонсоном для себя в 1948–1949 годах. На мой взгляд, два взаимосвязанных момента в этом описании являются ключевыми. Дрекслер назвал постройку не домом, а павильоном и уловил в нем перекличку с парковой архитектурой XVIII века. Разумеется, он имел в виду не регулярный французский парк, а пейзажный английский.