Очерки поэтики и риторики архитектуры

Что же говорят нам об этом доме лучшие умы? Питеру Айзенману он напоминает «американскую архитектуру гонтового стиля с европейским привкусом»506. «Это первое здание в Америке, которое предлагает идеологически порвать с модернистской абстракцией, оставаясь укорененным в этой традиции. (…) Нет здания, которое бы в большей степени символизировало новую американскую обыденность»507. Читая это на даче под Приморском, я думаю: неужто и в самом деле после «Маминого дома» невзыскательные заказчики загородных домов в Соединенных Штатах в массовом порядке пустились в этакие архитектурные игры? Скорее уж, прав Дженкс: заявляя о своей эстетической ориентации на нижние слои среднего класса, Вентури на деле работал не на «обыденность», а на университетских профессоров или «клиентов со вкусом»508. «Решение фасада иллюстрирует концепцию декорированного сарая Вентури, так как фасад следует воспринимать лишь как ширму, скрывающую сарай», – продолжает Айзенман. И далее: «Классические и модернистские тропы действуют одновременно; смысл этого дома в том, что они находятся в постоянной борьбе и в конечном счете остаются неразрешимыми. Неразрешимость – одно из свойств этого проекта, говорящих о том, что он требует „пристального чтения“. (…) Такое „пристальное чтение“ уже не порождает единого формального целого, но позволяет неразрешимым противоречиям этого дома оставаться читаемыми»509. Итак, по Айзенману, дом Ванны Вентури существует не для переживания, а для «пристального прочтения», подразумевающего не эмоциональную, а интеллектуальную оценку его качества: читайте пристальнее, господа, убеждаясь в неразрешимости противоречий, предъявленных архитектором. Не правда ли, захватывающее и плодотворное занятие?

А вот взгляд Владимира Паперного, включенный им в описание встречи с Робертом Вентури и его женой Дениз Скотт-Браун примерно в 2010 году: «Дом Ванны Вентури – гимн антигероизму и эстетике обыденного. Классическая двускатная крыша. Стандартные окна и двери. Элементы орнамента, нахально наложенные на чистые модернистские поверхности. Зеленый цвет, изгнанный модернистами из архитектурного лексикона… Свободно перетекающее внутреннее пространство, отсутствие претензий на монументальность, естественный «человеческий» масштаб. В этом доме чувствуешь себя „как дома“»510. «Антигероизм» – это при таком-то напоре на зрителя? «Обыденное» – при столь последовательном приумножении несуразностей? «Двускатная крыша» – расколотая пополам? «Стандартные окна» – при трех различных форматах на одном фасаде? Против «нахальства» и зеленого цвета не возражаю, но в чем смысл того и другого? «Свободному перетеканию» непременно надо радоваться? «Претензию на монументальность» осуждать? «Масштаб», с которым я запутался, считать «человеческим»? Но что до чувства «как дома», ничего сказать не могу, так как я, в отличие от Айзенмана и Паперного, там не бывал. По фотографиям – верю, но неужели для этого необходимо было скрыть вход в дом?

Ибо главный вход (а всего их здесь целых пять) – не во фронтальной стене портала (за которой находится ядро дома – камин с дымоходом и обегающая его лестница на мансарду), а в его правой стенке. Войдя и оставив по правую руку кухню, окидываем взором столовую, с одной стороны отделенную стеклянной раздвижной перегородкой во всю стену от террасы, раскрытой в сад, а с другой – «перетекающую» в просторную гостиную. Здесь находится святая святых дома, Его Величество белый камин. Уютно. В закутке за камином – переход в комнаты Ванны. А если вам надо в спальню-студию самого Роберта, поднимитесь по лестнице, огибающей камин, на мансарду. Здесь бросаются в глаза две вещи: прекрасная – лучковой аркой перекрытое окно во всю ширь комнаты, обращенное к солнцу, в сад; и нелепая – крутая лесенка, тупо упирающаяся в стенку. Вентури пошутил. Но плоха шутка, с которой сам юморист сталкивается по многу раз в день. Вообще архитекторы, которые пошли шутить вслед за Вентури, кажется, забывали, что забавные архитектурные детали – это не вещи одноразового пользования.

Вилла в лесу

К девяностолетию Филипа Джонсона японский архитектор Кадзуё Сэдзима преподнесла в дар нью-йоркскому Музею современного искусства макет виллы, построенной по ее проекту в 1992–1994 годах на лесистом склоне горы Татешима в двух часах автомобильной езды северо-западнее Токио.