Не менее грустная повесть заключается в повторном (!) челобитье крестьян Дворцовой Толоконцевской волости Балахонского уезда. В этом прошении выборного челобитчика крестьянина Петра Архипова и других была изложена жалоба на подьячего Лариона Овчинникова, обвинявшая его во многих взятках и в разорении, а также на старост, целовальников и сборщиков, которые за время с 1710 по 1714 год требовали с населения в казну излишние деньги.
По государеву указу прислан был из Казани для розыска в Толоконцевскую волость капитан Авдей Радищев, он обнаружил на подьячем взяток до 680 рублей, а на старостах и сборщиках за 711-й и 712-й годы сверх законных 705 рублей.
Однако, очевидно спевшись с подьячим, капитан не закончил расследования и укатил в Казань, захватив с собой непроверенные книги. Вновь пришлось обобранным жителям Толоконцевской волости писать по начальству, требуя настоящей проверки мошенников-сборщиков, упрашивая и умоляя, «дабы им, волочась, во всеконечном разорении не быть и в рознь не разбрестись».
И эта повторная челобитная не увенчалась успехом. Как известно, в 1714 году Нижегородский край был выделен из состава Казанской губернии. Это дало повод казанским властям отмахнуться от отчетов по нижегородским территориям, утверждая, что все нижегородские дела утеряны. А без казенных книг нельзя было в Толоконцевской волости сосчитать вороватого подьячего Лариона Овчинникова и его покровителя капитана Авдея Радищева.
Такие и им подобные жалобы на злоупотребления чиновников поступали в правительственные места буквально изо всех углов Нижегородского края.
Ревизия, произведенная в 1723 году, рисует яркую картину «мздоимства» и «лихоимства», а также якобы менее преступного с точки зрения законности «кормления» чиновников.
Комиссар Лысковского дистрикта (района) Мокеев «показал на себя «добровольных» харчевых приносов в три года на 60 рублей». Комиссар Воротынского дистрикта Лопатин брал при выдаче отписей, т. е. квитанций в уплате податей деньгами по 10, по 20 и по 30 копеек с каждой. В Терюшевском дистрикте комиссару Ленивцеву крестьяне передавали «благодарностей» всего деньгами 61 рубль да всякого харчу и хлеба на 30 рублей. Балахонский комиссар князь Волховский показал, что брал по «малому числу харчевые приносы, которые приносили ему в честь, а не из-под неволи», но его подьячий сознался, что по приказу своего начальника перебрал с уездных людей 104 рубля «подмоги к жалованью». Подьячий Городецкого комиссарства Попов велел (не уведомив даже своего комиссара) собирать лишние деньги с крестьянских бань и с ульев, «кто что даст в честь», и перебрал таким образом примерно рублей с пятьдесят.
Петр I, выведенный из терпения непрекращающимися злоупотреблениями и воровством губернских чиновников, стал готовиться к суровой и беспощадной войне с «хищниками». Сгоряча царь объявил в Сенате о намерении издать указ такого содержания: «Если кто и на столько украдет, что можно купить веревки его повесить, тот без дальнейшего расспрашивания повешен будет».
Умный сенатор Ягужинский почтительно, но настойчиво говорил, что монарх в этом случае может остаться без подданных…
Проект не привели в исполнение. Петр придумал другое: выбрал лучших и надежных, по его мнению, гвардейских солдат и послал во все губернаторства надзирать за действием должностных лиц.
По Нижегородской губернии эффект получился сногсшибательный. Гвардейцу-ревизору удалось уличить в злоупотреблениях и воровстве самого начальника губернии вице-губернатора Ржевского.
Петр не любил полумер. Ржевского схватили и доставили в столицу. Сенат тотчас занялся таким крупным делом. Сенатор Семен Салтыков изготовил доклад о «неисправах» в Нижегородской губернии, допущенных местным вице-губернатором. «Роздал он без указу собою предписание комиссарам, которые были при сборах, — о требовании с уездных людей дров, подвод, счетчиков, разсыльщиков, караульщиков и пр., и таких излишних сборов собрано в десяти комиссарствах 13 300 рублей. Да в Дворцовых семи волостях явилось сверх указанных лишних сборов 18 250 рублей. А всего перебрано им, Ржевским, лишних денег с уездных людей 31 550 рублей». «Того ради в Сенате определено, покамест означенное дело следствием окончится, до тех пор оного Ржевского не токмо в Нижний, и никуда с С.-Петербурга не отпускать».
Однако Сенат напрасно торопился, Петр не дал делу Ржевского дальнейшего хода. Особые обстоятельства заставили царя в тот момент подыскивать подходящего человека для важной секретной мйссии. Именно Ржевский казался Петру подходящим для такого поручения. Вор был прощен.
В течение последующих трех лет злоупотребления на местах увеличились еще более. Обер-прокурор Мякинин, докладывая однажды Петру о своих мерах в борьбе с растущими хищениями крупных и мелких чиновников, закончил доклад вопросом: «Обрубать ли одни сучья или положить топор на самые корни?» — «Руби все до тла!» — сказал Петр.