Сказал, но не привел в исполнение. Ему понравился подсказанный кем-то проект: привлечь к борьбе с злоупотреблениями добровольных помощников из народа. Последовал указ, публично вызывавший всякого желающего доносить о взятках и злоупотреблениях в казенных делах. «…А кто на такого «злодея» подлинно докажет, тому за такую его службу богатство того преступника движимое и недвижимое отдано будет, а буде он достоин будет, дастся ему и чин его. Сие позволение дается всякого чина людям от первых даже (по знатности) и до земледельцев».
На такие обличительные сообщения давался пятимесячный период в году — от октября по март.
Указ, обещавший алчным на деньги людям быстрое обогащение, не остался бесплодным. В Нижегородской губернии первым откликнулся на него отставной подьячий Степан Багаев. Он сочинил и отправил обстоятельное обращение в Сенат: «…в Нижнем и Арзамасе от подьячих Григория Малькова, Ивана Максимова, Федора Караулова и Ивана Озеренского в сборах великого государя в денежных владениях и неокладных доходах и в других государевых делах воровство великое, от чего означенные подьячие получили богатство немалое, а уездным людям чинят тягость и разорение… И буде великий государь повелит в вышеозначенных городах оных подьячих в приходе и расходе с 1704 по нынешний 1714 год счесть, то сыщется за ними, подьячими, денежной казны, которой они ныне корыстуются, с 10 000 рублей и больше».
Прошло несколько месяцев. Дела «добровольца-расследователя» оказались не в блестящем состоянии. 17 июля 1714 года Багаев доносит в канцелярию Сенатского правления: «Нижегородский губернатор Андрей Измайлов волею божиею умре, и по смерти его он, Степан, в счете арзамасских подьячих помощи и сущего надзора ни от кого не имеет… но Мальков, Максимов, Караулов и Озеренский, надеясь на сущее воровство свое и на великое богатство, ни во что вменяют (требования ревизора) и даже похваляются беспрестанно смертным убийством его, Степана Багаева».
Струсивший «ревизор» испрашивал себе в помощь от Сената «молодых подьячих добрых двух и четырех солдат» «для бережения и опаски». «Подкрепление» было послано. Однако пройдохи-подьячие не дремали. Новому губернатору Путятину поступило неожиданно от подьячих утверждение, что Багаев — беглый крестьянин арзамасского помещика князя Ф. А. Голицына. Путятин с военной командою поспешил к дому Багаева с целью арестовать «беглого». Но Степан Багаев, захватив книги и документы, бежал.
Через некоторое время из Сенатской канцелярии пришло уведомление: «Степан Багаев здесь, в Москве, со всеми приходными и расходными книгами». Беглым оказался какой-то другой Багаев (совпадение фамилий хотели использовать доки-подьячие). Максимов, Караулов и Озеренский (Мальков умер), узнав о неудаче с «отстранением от дела» Багаева, поспешили скрыться. Сенатской канцелярии ничего более не осталось, как «сочинить» (термин той эпохи) новый указ: «Велеть всем нижегородским ландраторам тех беглецов сыскивать накрепко, а покамест сысканы будут, дворы их и пожитки отписать на великого государя и запечатать до указу…».
Дворы опечатали, а владельцы их как в воду канули…
Так и кончилось ничем дело по раскрытию преступлений четырех нижегородских и арзамасских подьячих. В связи с таким финалом и Степан Багаев остался с носом, не получив лелеемого в душе чужого «движимого и недвижимого».
Случаи раскрытия чиновничьих мошеннических проделок обычно делались известными лишь ограниченному кругу привлеченных к делу лиц. Народ, в широком смысле слова, знал о них только понаслышке.
Но бывали в нижегородской общественной жизни первых десятилетий века события, касавшиеся если не всех одновременно, то очень многих жителей города, села или деревни, в которых, при тогдашнем малолюдии, все более или менее знали друг друга. Это были сначала редкие, а потом повторявшиеся ежегодно, даже два-три раза в год, петровские рекрутские наборы.
Военная повинность русских людей в XVII столетии выражалась в обязанности «служилого сословия» являться «конными, людными и оружными» по первому требованию правительства. Перед самым началом XVIII века к этим ратным силам прибавлялись еще «даточные люди», призывавшиеся особо и притом не из всего населения, а только из крепостного крестьянства.
Петр сделал военные наборы регулярными, привлекая к поставке солдат все сельское население и низшие слои городского (точнее — всех, плативших подушную подать).
В первое десятилетие XVIII века нет еще определенных правил для набора людей: нет постоянного числа призываемых, нет указаний, как раскладывать на население военную повинность. В одних присылавшихся в Нижний царских указах велено «набирать столько-то человек», в других — с «такого-то количества душ», в третьих — «с такого-то количества дворов». В 1705 году требовалось «с осмнадцати дворов одного человека», в 1706 году — со ста дворов по одному человеку, в том же 1706 году еще раз — с пятидесяти дворов одного.