Очерки жизни в Киеве в 1919-20 гг.

Обращались они с ним вообще очень резко, не давали говорить, поминутно обрывали, и в их тоне чувствовалось уже, каков будет приговор. Агеев, который вначале старался держаться с ними на равной ноге и был как будто спокоен, стал, по-видимому, сам сознавать это. Оп нервничал все больше и больше, часто пил воду, хватался за голову, и жалко, и противно было слышать умоляющий голос, которым он обращался к трибуналу, прося дать ему возможность что-нибудь пояснить.

«Почему же чужие портсигары? Это был мой, я купил его, по не успел заплатить сразу, так как не знал его веса. Такие вещи ведь расцениваются на золотники».

«А разве у этого ювелира, по какой-нибудь злой случайности, не было весов для взвешивания, ведь обычно они бывают в таком магазине?»

«Может быть, и были, но у меня с собой денег не было».

«Так как же именно, подсудимый Агеев, деньги у вас отсутствовали, или весы в магазине?»

«И то, и другое, да ведь это не важно же, товарищи, ведь на следующий день я заплатил сполна!»

«Вопрос о том, заплатили ли вы, выяснится из свидетельских показаний».

Упоминая о своих заслугах перед революцией, Агеев с особенной настойчивостью остановился на том, что добровольно выследил и даже сам на автомобиле доставил в Ч.К. 3-х, впоследствии расстрелянных банкиров-валютчиков. Но и тут председатель оборвал его:

«Скажите, обвиняемый, зачем собственно вы, занимающий такое трудное и ответственное место, как комиссар армии, отдавали драгоценные минуты своего времени ловле спекулянтов? Ведь вы же не член Чрезвычайной Комиссии или Особого отдела?»

«Я — коммунист», гордо произнёс в ответ Агеев, по-видимому, сильно рассчитывая на эффект этой фразы, но мне кажется, хотя председатель промолчал, эффект от неё был обратный тому, которого ожидал подсудимый. Слишком очевидно для всех было, что причина провокации не лежала в чисто партийных убеждениях Агеева.

Агеев много и с пафосом говорил о вере своей в конечное торжество революции, о том, как старался все силы отдать на служение ей, на то, чтобы когда-нибудь в, может быть, близком будущем достигнуть диктатуры пролетариата.

«Обвиняемый, вы обнаруживаете полную политическую безграмотность», снова и с особой резкостью оборвал его председатель, «диктатура пролетариата не будет, она есть; через диктатуру пролетариата мы идем к общему равенству».

«Я знаю, я ошибся», испуганно пролепетал Агеев и, как гимназист, приподнявшись через минуту со своего места, поправился: «Я думал — в мировом масштабе».

Рассказывая о заблуждениях своего прошлого, Агеев особенно настаивал на том, что шулером никогда не был. Он много и азартно играл в карты, был даже при старом режиме зарегистрирован, но не как шулер, а как профессиональный игрок. Но все это было до революции, а потом он поступил в партию коммунистов и навсегда порвал со своим прошлым.

«А между тем, вы продолжали играть и потом», сказал ему кто-то из членов суда. «Тем более вы с вашим прошлым должны были быть осторожным, раз революция уже один раз простила вас».

«Революция меня не прощала, мне не в чем было просить прощения. Мои ошибки были обычные заблуждения, свойственные молодости, а не преступления».

В показаниях и ответах Агеева замечалась странная двойственность. Наряду с некоторым нахальством, иногда почти грубостью, он при первой попытке оборвать его, обнаруживал совершенную растерянность.

«Скажите, обвиняемый Агеев, вот вы говорите, что совершенно перестали играть в карты, а между тем и свидетельскими показаниями установлено, и вы сами подтвердили, что ходили в тайные игорные дома?»

«Я ходил туда из чувства долга. Мы получили сведения, что такие дома существуют, что там крупно играют, и я хотел эти сведения проверить».

«А скажите, пожалуйста, обвиняемый, разве принято при исполнении таких обязанностей брать с собою жен? Ведь вам, как коммунисту, было вероятно тяжело и противно ходить в эти дома, так зачем же вы жену с собою брали?»      ·

«Я ходил туда обычно после театра, нарочно в такое время, когда мог застать самую крупную игру и не хотел жену оставлять одну дома».

«Но сами-то вы не играли?»

«Нет, не играл».

«А между тем, облава застала вас с картами в руках».

«Я хотел, чтобы меня не стеснялись и продолжали играть и при мне».

«Вас заставали и видели там играющим очень часто. Впрочем, все это выяснится из свидетельских показаний».