Читаем Очерки жизни в Киеве в 1919-20 гг. полностью

Как я уже сказала, занимать высокого гостя выпало на мою долю; всякий легко поймет, что приступила я к этому не без некоторой робости. Я считала нового консула человеком очень большевистского направления и высказывать открыто свои мысли побаивалась. Кроме того, меня несколько смущал его странный тон и манера держать себя за столом. Впрочем, неуменье обращаться с ножом и вилкой можно было, пожалуй, отнести на счет его бразильского происхождения. В самом деле! Почем я знаю? Может быть, в Бразилии принято есть варенье ножом.

Разговор между нами, разумеется, начался с того, где лучше — в Бразилии или России, и хорошо ли в Бразилии вообще. Граф отвечал с большой готовностью и сейчас же дал мне попять, что раньше ему в России очень нравилось, а теперь, увы, уже не то. Этой темы я развивать не хотела и перешла к тому, как хорошо он говорит по-русски. Это даже не было лестью с моей стороны. Я помню, как искренно удивилась, когда на предложение китайца налить ему вино, граф добродушно отвечал: «валяйте, валяйте, голубчик». В ответ на высказанное мною удивление, граф объяснил, что жил в России очень долго, и потому привык к некоторым чисто русским оборотам речи, но зато есть слова, представляющие для него непреоборимые затруднения.

«Какие же например?» полюбопытствовала я, ожидая услышать что-нибудь очень сложное.

«Да вот, хотя бы: вилка. Никак сказать не могу».

Вилка! Такое легкое слово, казалось бы! Но у графа, действительно, получалось «филька». Это было тем более странно, что все остальное он произносил с даже непривычной для моего киевского уха чистотой речи. Но все эти мелочи я вспомнила только потом. Граф пил очень много и был очень весел. Воспользовавшись этим, я решила исполнить данное мной обещание и осведомилась, есть ли в Бразильском консульстве свободные вакансии.

«Никого у меня еще нет», оживленно сказал граф. Вот не посоветуете ли вы кого-нибудь? Я ведь здесь совсем чужой!»

Такой удачи я никак не ожидала и, разумеется, ответила, что если граф согласен положиться на мою рекомендацию, то я могу предложить ему опытного секретаря.

«Непременно, непременно! Да вот, еще корреспондентка нам нужна. Не хотите ли вы взять это место?

«Нет, не могу, я ведь уже состою на службе в Китайском консульстве».

«Ах, да, правда! В таком случае посоветуйте мне кого-нибудь, только, тут граф нагнулся ближе ко мне и, продолжая в конфиденциальном тоне, — только не большевиков. Вам я могу сказать по секрету, — я их ненавижу!»

«Во всяком случае, не больше моего, радостно отозвалась я. — Можете быть совершенно спокойны, я вам дам буржуев чистейшей воды».

«Ну да, буржуев, и вообще контрреволюционеров. Ведь у меня они все будут в полной безопасности».

Я была в восторге от моего нового знакомого. Мы условились, что на следующий день в 10 часов утра новый секретарь будет уже на службе, и заговорили о другом. Под влиянием моей благодарности графу я решила даже закрыть глаза на то, что, как выяснилось из дальнейшего разговора, он когда-то съел на пари сразу шесть гусей.

«Мало ли что можно соврать под влиянием вина, думала я, — а все-таки он хороший человек, и у него можно будет многих устроить».

Обед подходил к концу, граф пил и веселился все больше и больше.

Наконец встали.

«Мне нужно вам кое-что сказать, не отойдете ли вы со мной в сторону», с этими словами обратился ко мне мой второй сосед за столом, пожилой человек, служащий одного из консульств, ныне трагически погибший.

«Вы так были поглощены графом Пирро, что меня совсем не заметили, — – улыбаясь, сказал он, — а между тем, я хочу вам дать хороший совет. Не поступайте к нему на службу. Об этом, кажется, у вас речь шла?»

«Я и не собиралась, — удивлённо отвечала я, — поступает один мой знакомый».

«Ну, вот видите! Так знаете что? Послушайтесь старого человека и не посылайте к нему вашего знакомого».

«Да отчего же?»

«Это все равно, отчего. Не спрашивайте меня ни о чем, я вам все равно не отвечу. А дальше поступайте, как хотите. Я свои долг исполнил».

Я призадумалась. Очень уж соблазнительно было это место для моего балансировавшего над Ч.К. знакомого, но и в тоне моего нового собеседника звучало что-то внушавшее доверие к нему. Я решила никого на службу в Бразильское Консульство не определять и обещала ни перед кем не упоминать о данном мне совете.

Прошло несколько дней; и вдруг, на всех улицах города Киева появилось расклеенное объявление о том, что граф Пирро снабжен особыми полномочиями, и что все служащие бразильского консульства находятся под особым покровительством Советской Республики.

Меня чуть камнями не забросали. Как! я знакома с графом Пирро и не могла никому ни в чем помочь, никого к нему определить!

«Да вы просто не хотели», говорили мне. «Сказали бы лучше прямо, что оставляете эту протекцию на всякий случай для себя. Так не поступают».

Приходилось, скрепя сердце, отмалчиваться. Я, впрочем, и сама не была убеждена в том, что поступила правильно, не использовав ни для кого всех имевшихся у меня возможностей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное