Очертя голову

Судя по лицам в толпе, его мнение разделяли многие, хотя некоторые, в том числе прилично выпивший Рауль и Бьянка ухохатывались и хлопали файер-менам, подбадривая репликами. Микеле, Марта, Хелена и Винченцо тоже что-то кричали.

Но Луке не было до них никакого дела. Его дело в облаке светлых волос никак не могло прийти в себя. Лука распустил объятия и, крепко взяв за руку Боккачину, повёл её по ступенькам к пляжу и шумящему, необъятному, тёмному морю.

— Пойдём подальше от этих придурков. Тебе надо успокоиться.

— Хорошо… Я правда испугалась. Очень-очень! — жалобно сказала Софи, переводя дух.

— Не бойся. Ты со мной. Этого достаточно.

В ответ ещё один доверчивый взмах ресниц и растерянная улыбка.

Сразу после деревянной лестницы они увязли босыми ногами в ещё тёплом песке. Тот защекотал кожу, осыпаясь к пяткам. Лука увлёк Боккачину к морю, ближе к покачивающейся на волнах у узкой пристани яхте. Там веселились какие-то люди — не рассмотреть с берега за сверкающими огнями.

С каждым шагом внезапный испуг всё больше осыпался к ногам и исчезал в мини-барханах. Море тёплое, ласковое, омыло молодым людям ступни, покрыло их поцелуями солёной воды и отступило, чтобы вновь прикоснуться губами новых волн.

Контраст чувственности в танце, страха и избавления от опасности будто растворил последние барьеры между ним и воздушно-сливочной Боккачиной. Луке стало непередаваемо хорошо. Рука Софи в его руке — это было очень правильно. По другому никак. Совершенно невозможно! Что-то большое, новое расширялось в груди Луки к почти незнакомой русской девушке. И это была совсем не страсть.

Ночь вытесняла синевой и звёздами сумерки к остаткам дня на западе. Огни фонарей и иллюминаций, как по команде, осветили парапет и танцпол с бассейнами. Но те остались позади. А здесь… ветерок пробежал по коже, море лизнуло колени. Боккачина посмотрела на Луку:

— Спасибо! Ты меня спас…

Изнемогая от рвущейся наружу нежности, Лука коснулся обеих её щёк руками, заглянул в глаза. И поцеловал.

Глава 17

Его губы слились с моими так внезапно, так нежно, до дрожи и растворения естественно, что на мгновение меня не стало. Потеряв понимание, где нахожусь и что происходит, ощущая лишь волны внутри себя и снаружи, я будто летела и падала в сладкий, головокружительный сон. Хмельное волшебство, счастье до мурашек.

Я ничего подобного в жизни не испытывала!

Это и есть… любовь?

Я не могу… Я не должна… И оттолкнуть нет сил…

Ещё мгновение, только одно… Я люблю? Так разве бывает?! Люблю!

Вопреки разуму это ощущение распускалось внутри, как цветок с напряжёнными, гибкими стеблями, нежными лепестками и огнём в центре. Лука! Его вдох, его нежность… Я не должна! Одно мгновение, только одно…

И вдруг всё прервалось. Резко. Кто-то схватил Луку за плечо и отбросил от меня. В следующую секунду я увидела яростное лицо Паши. Его кулак в лицо Луке. Разбитая в кровь губа. Падение в песок. Я вскрикнула.

— Подонок! Укурок черномазый! — рычал Паша по-русски, размахивая кулаками.

Лука огрызнулся по-итальянски, отёр кровь и вскочил на ноги.

— Не надо! — взмолилась я.

Паша бросился на него. Следующий удар Лука отбил и замахнулся сам. Итальянские ругательства перемешались с русскими. Драка превратилась в битву, взрыв ярости, град ударов друг по другу.

— Стойте! Не надо! — вырвалось у меня истошное.

Моё сердце выскакивало, губы горели. Я не знала, как спрятать их, и умирала от стыда. Я металась рядом, не зная, как разнять мужчин.

— На помощь! Help! Au secours! — Закричала я во все горло. Языки смешались в моей голове.

Лука и Паша покатились кувырком по песку, проклиная и колошматя друг друга.

— Драка! Дерутся! Драка!!! — закричали одновременно отовсюду, словно из стерео-динамиков.

К нам побежали люди по пристани и с танцпола. По нескольку мужчин с двух сторон отодрали Луку и Пашу друг от друга. На их лицах остались ненависть, синяки и ссадины. Боже, ему же больно! Луке! И Паше…

— Ублюдок, не попадайся мне под руку! — рычал Красиков с расплывающимся на пол лица фингалом под левым глазом.

— Non la toccherai piu'!![18] — орал, сплевывая в песок кровь, Лука.

Я увидела подбегающих к нам друзей-итальянцев и Маню с Дахой.

— Отпустите меня! — вырывался Красиков. — Полиция! Где полиция? Where is the fucking police?! I will sue this son of bitch![19]

Я окаменела, желая только одного — провалиться в зыбучие пески и не смотреть в глаза никому. Что я наделала?!

— Полиция! — снова выкрикнул Паша.

В центр из толпы выскочила жгучая брюнетка со сверкающими глазами. Размахивая руками, она вспылила — я даже не поняла на каком языке:

— Вы с ума сошли?! Это же просто пари! Шутка! Они поспорили на неё, на эту бледную русскую куклу! Кому она нужна? Вы что решили, что она ему нужна?! Вы такие глупые, русские, вечно думаете, что до вас всем есть дело! Ха! Никакого! Зачем полиция, синьор? Вы шуток не понимаете?!

— Заткнись, Хелена, — неуверенно буркнул Лука.

— Пари? — ошарашенно переспросил Красиков.

— Пари? — где-то рядом послышался голос Дахи, и словно эхо, то же самое басом Маню.