К грандиозным потерям привела политика в отношении бывшей еврейской и немецкой недвижимости в сельской местности, т. е. пахотных земель, выпасов и прилегающих к ним домовладений. Власти обычно учитывали это имущество вместе с имуществом жителей провинции, депортированных советскими органами накануне немецко-румынского нападения. Число депортированных из Бессарабии составляло от 17 до 22 тыс. такого рода жертв советских репрессий, а в северной части Буковины – от 3600 до 6 тыс. человек. По причине того, что были депортированы целые семейства, их имущество оставалось бесхозным[957]
. На конец 1942 г. в сельской местности Буковины было 35 185 га «свободной» пахотной земли и 11 759 необитаемых домов[958]. В Бессарабии примерно в тот же период было 399677,5 га «свободной» пахотной земли и 61030 необитаемых домов[959].Колонизация этих имуществ румынскими крестьянами, которые испытывали острый земельный голод, не должна была бы представлять каких-либо трудностей. Напомним к тому же, что в этот период в Румынии было примерно 12500 семей этнических румын с юга Добруджи, которых оказалось невозможно разместить в северной части провинции из-за нехватки там пахотной земли, и еще 140 тыс. трансильванских беженцев, в своем большинстве фермеров. Многие из них хотели бы получить землю в Бессарабии и Буковине, чтобы осесть навсегда[960]
. Однако правительство долгое время сопротивлялось просьбам приступить к колонизации провинций, а когда наконец дало свое согласие, было уже слишком поздно.25 июня 1941 г. Михай Антонеску поручил ГСРКИ разработать планы колонизации Бессарабии и Буковины беженцами с юга Добруджи и севера Трансильвании, но Ион Антонеску 5 сентября 1941 г. отменил это решение и отложил колонизацию на неопределенный срок. Причин для отмены было две: во-первых, Кондукэтор уже обещал награжденным в текущей войне солдатам наделение большими земельными участками в Бессарабии и Буковине, и, поскольку он не знал, сколько продлится война и сколько солдат будет награждено до ее окончания, то решил отложить распределение до окончания боевых действий. Во-вторых, он намеревался депортировать – опять-таки, вероятно, в конце войны –
В марте 1942 г. Ион Антонеску, видимо, под воздействием потока требований со стороны безземельных румын с юга Добруджи, всё же дал указание начать колонизацию провинций, но в мае 1942 г. он вновь ее остановил, и в дальнейшем никаких колонизаций в Бессарабии и Буковине не происходило[962]
. В Буковине в августе 1943 г. было 543 колониста-крестьянина и 125 колонистов-коммерсантов, которые прибыли туда вместе со своими семьями с юга Добруджи, а на юге Бессарабии было 1235 семей крестьян-колонистов. Эти люди были переселены туда властями; вдобавок «многие хлебопашцы» прибыли совсем без разрешения или по фальшивым разрешениям. К августу 1942 г. 172 такие семьи поселились в Бессарабии. Всем этим людям, вне зависимости от того, привезли их власти или они прибыли по своей инициативе, было отдано в аренду бывшее имущество евреев и немцев[963].Решение о приостановке колонизации на бывших еврейских и немецких землях имело пагубные последствия. Неохраняемое имущество было разграблено местными крестьянами. В октябре 1942 г. правительственная комиссия, проинспектировавшая состояние хозяйств на юге Бессарабии, обнаружила, что только 15 % из них были в пригодном для использования состоянии, и определила, что понадобится около 10 тыс. вагонов различных материалов для восстановления всего остального имущества. Хотя члены комиссии списали все эти разрушения на Красную армию и «евреев», они, несомненно, знали правду. Среди предложенных решений было создание корпуса надзирателей за сохранностью имущества и даже введение смертной казни за его разграбление[964]
. Первое предложение было осуществлено на практике с такими затратами, которые существенно увеличили дефицит бюджета провинции, на покрытие которого понадобились дополнительные субсидии из Бухареста. Что еще хуже, это не привело к существенному улучшению положения[965]. В конце марта 1943 г. Кондукэтор сместил губернаторов Буковины и Бессарабии, генералов К. Калотеску и К. Войкулеску, со своих постов по обвинению в халатном распоряжении «свободным» имуществом. 13 мая того же года, когда на заседании Совета министров обсуждалось предложение вновь назначенных губернаторов снова существенно увеличить число охранников этих имуществ, Антонеску пробормотал, что за полицией тоже надзор нужен: «Вспомните, что случилось при Войкулеску и Калотеску: сторожа и воровали»[966].