Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)

После государственного переворота 4–6 сентября 1940 г. Кондукэтор назначил его министром юстиции, а после подавления легионерского мятежа продвинул на пост министра-госсекретаря. Эта необычная для румынской системы управления должность была, вероятно, создана для того, чтобы сделать Михая Антонеску заместителем Кондукэтора, не называя его таковым напрямую. С апреля 1941 г. Михай Антонеску регулярно проводил заседания правительства, вместо часто отсутствовавшего Кондукэтора. Перед самой войной с СССР Ион Антонеску резко расширил полномочия Михая и повысил его статус. 27 мая 1941 г. Михай Антонеску сменил Никифора Крайника на посту министра национальной пропаганды, 21 июня 1941 г. он стал вице-председателем Совета министров, а 29 июня был назначен министром иностранных дел[526].

Фото 8.1. Никифор Крайник читает лекцию на тему «Румыния и Новая Европа», Берлин, июль 1944 г.

Фотография любезно предоставлена Национальным архивом Румынии

Эти должности он будет занимать до конца диктатуры Иона Антонеску[527]. Сотрудничество между Ионом и Михаем Антонеску было настолько тесным, что порой напоминало дуумвират. В Президиуме Совета министров, органе, который был признан координировать работу министерств, были созданы два кабинета – военный и гражданский, руководимые соответственно Ионом и Михаем Антонеску. Судя по архивным материалам, разделение ответственности между ними не было четким; военный кабинет имел больше полномочий, но и гражданский кабинет выполнял функции надзора за некоторыми значительными сферами публичной администрации. После подавления легионерского мятежа Михай Антонеску, по выражению Н. Крайника, стал в правительстве фактотумом[528].

Внешнеполитическая ориентация Михая Антонеску претерпела типичную для многих румынских интеллектуалов эволюцию. В 1920-1930-х гг. он был франкофилом, и главная его книга была панегириком Лиге Наций и ее роли в сохранении международного мира. В то время он был убежденным сторонником сохранения системы международных договоров, возникшей после Первой мировой войны, включая и договоры о меньшинствах. Эти последние он поддерживал не столько за их содержание, сколько как элемент международной системы, которую, как он считал, следовало сохранять целиком[529]. В вопросах внутренней политики, по крайней мере с конца 1938 г., он стал ориентироваться на правых, о чем свидетельствует его комментарий к румынской конституции 1938 г., в котором он подчеркнул важность этничности как определяющего элемента полноценной принадлежности к нации[530].

Падение Франции полностью изменило его мировоззрение. Осенью 1940 г. и в начале 1941 г. Михай Антонеску уже восторгался немецкой военной мощью и полностью разделял уверенность Кондукэтора, что Германия войну выиграет и что место Румынии рядом с ней[531]. В отличие от своего шефа, Михай Антонеску приложил усилия для более близкого ознакомления с нацистской идеологией, о которой он поначалу не был осведомлен (препятствием служило незнание немецкого языка). Как показывает его замечание на межведомственной конференции в октябре 1942 г., он читал (вероятно, после 1940 г.) некоторых немецких теоретиков расовых войн (очевидно, в переводе служащих своего министерства) и был под сильным впечатлением от радикализма их взглядов и практических рекомендаций[532].

Не позднее апреля 1941 г. он стал публичным поклонником Гитлера и национал-социализма, что ясно доказывает его выступление по радио по случаю дня рождения Гитлера. Для фюрера, объяснял Михай Антонеску, быть националистом значило утверждать «идею расовой гордости и борьбы за суверенные права расы». Заслуга Гитлера состояла в «углублении национализма путем его опоры на биологическую и расовую основу»[533]. Михай Антонеску уже страстно уверовал в эту концепцию; с этого момента и до появления у него сомнений в исходе войны «расы» и «биологии» были лейтмотивом его политического дискурса и в публичных выступлениях, и во время выступлений в Совете министров. Когда он сменил Н. Крайника в министерстве национальной пропаганды, эта перемена сразу же отразилась в румынской прессе, которая в одночасье стала более воинственно-националистической и расистской[534].