Эти принципы были зафиксированы в чрезвычайном законе-указе № 790 от 3 сентября 1941 г., который фактически аннулировал правовое государство в провинциях, изолировав их от остальной страны[564]
. Согласно статье 25 закона-указа, законы страны имели в провинциях ограниченное применение, и действие любого закона могло быть приостановлено губернатором, если диктатор давал на это согласие[565]. Ион Антонеску вначале даже разрешал губернаторам нарушать закон, если этого требовали «национальные интересы»[566]. Министерства растеряли почти все свои прерогативы в пользу созданных в провинциях директоратов (финансы, национальная экономика, образование и т. п.), директоры которых подчинялись лишь губернатору. Министерствам было запрещено даже принимать жалобы из провинций[567].Переписка между центральными властями и директориями провинций должна была осуществляться через «специальную службу связи» между Бухарестом с одной стороны, Кишинёвом и Черновцами с другой, которая называлась Военно-гражданским кабинетом по управлению Бессарабией, Буковиной и Транснистрией (КББТ), под руководством секретаря управления Совета министров Овидиу Влэдеску (Ovidiu Vlădescu); каждое министерство должно было направить своего представителя в качестве члена Кабинета и офицера связи[568]
. Ион Антонеску 13 ноября 1941 г. проинструктировал новоназначенных губернаторов в том смысле, что они должны игнорировать все указания из Бухареста: «Прошу вас, господа губернаторы, взять на заметку то, что я Вам сейчас скажу: рвите всё, что приходит к вам от [бухарестских] властей, и в разорванном виде пересылайте эти бумаги обратно»[569]. И. Антонеску распорядился, чтобы бухарестские департаменты отобрали и послали в эти провинции лучшие кадры; эти функционеры должны были получить 30 % надбавки к своей зарплате и другие льготы[570].Фотография любезно предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США
Бухарестские бюрократы предсказуемо сопротивлялись этим экстравагантным новшествам, которые порывали как с институциональными традициями Румынии, так и с устоявшимся привычками и навыками самих бюрократов[571]
. Но всё же проект имел свою, хотя бы и извращенную, логику. Утопическое ви́дение этнически очищенной и радикально переустроенной Румынии невозможно было воплотить в реальность законными средствами, и возможно, что в глубине души Кондукэтор это сознавал. Достижение идеала требовало отмены правового или «нормативного» государства и замены его «государством прерогатив», в котором вместо закона правил бы административный произвол[572]. Отменить главенство закона на всей территории Румынии диктатор не решился, опасаясь социально-экономических последствий подобного рода мер. Но то, что невозможно было осуществить в масштабах всей страны, показалось ему вполне реализуемым в двух восточных провинциях, которые, как ему было известно, потерпели огромный ущерб от советской оккупации и военных действий и которые в любом случае нуждались в радикальным мерах, чтобы «стереть следы большевизма»[573]. Вот так и случилось, что диктатор, который выступал против бесчинств легионеров с позиций защитника законности, поощрял в собственных «образцовых провинциях» беззаконие как принцип управления.8.4. Армия: «использовать закономерное антисемитское течение»