Одарённая

– Хм… – Он искоса посмотрел на нее. – Не сказать чтобы мне нравилась эта идея.

– А мне не очень нравится, что ты всегда знаешь, что я чувствую, но выбирать не приходится.

– Хммм… – протянул он, потирая лоб. – Наверное, теоретически это было бы честно.

– Еще как!

– Ну ладно. Так, посмотрим. Я очень сочувствую тебе из-за разлуки с Раффином. Я думаю, было очень смело с твоей стороны бросить вызов Ранде из-за того бедняги Эллиса, – не уверен, что сам бы на такое решился. Еще я думаю, что никогда не видел никого энергичнее тебя, хоть мне и кажется, что твоей лошади приходится туго. Еще меня посещал вопрос, почему ты отказала Гиддону, – не потому ли, что намерена выйти за Раффина, и, если так, не печалит ли тебя разлука даже сильнее, чем можно представить? Я очень рад, что ты поехала со мной. Еще я бы очень хотел посмотреть, как ты сражаешься по-настоящему, насмерть, – думаю, это было бы завораживающее зрелище. Мне кажется, ты понравишься моей маме, а братья просто молиться на тебя будут. Еще я думаю, что ты – самый раздражительный человек на целом свете. И вообще, я все-таки очень переживаю за твою лошадь.

Замолкнув, он отломил кусок хлеба, прожевал и проглотил, а Катса все смотрела на него округлившимися глазами.

– Пока это все, – сказал он.

– Быть не может, чтобы ты думал обо всем этом одновременно, – проговорила она.

По рассмеялся, и этот смех ее успокоил. Катса попыталась побороть свое смущение перед золотыми и серебристыми огоньками, пляшущими в его глазах, но оставила эту затею, а когда он снова заговорил, его голос звучал необыкновенно мягко:

– А теперь я думаю: как же ты не понимаешь, что твои глаза гипнотизируют меня так же, как мои – тебя? Я не знаю, в чем тут дело, Катса, но не позволяй этому тебя смущать. Мы оба в равной мере оказались во власти этой… нелепости.

Шею лизнул румянец, и Катса почувствовала себя вдвойне смущенной – его глазами и его словами. Но одновременно ей стало легче, ведь если и он чувствовал себя нелепо, тогда ее собственная нелепость уже не так ее волновала.

– Я думала, может, ты специально это делаешь, – сказала она, – так смотришь. Думала, это часть твоего Дара – гипнотизировать взглядом и читать мысли.

– Нет, ничего подобного.

– Почти никто не смотрит мне в глаза. Большинство их боится.

– Да, мне тоже мало кто может смотреть долго в глаза. Слишком необычные.

Тогда она снова посмотрела в них, наклоняясь и внимательно изучая, как не решилась бы сделать раньше.

– Твои глаза словно светятся. Смотрится не очень естественно.

Он усмехнулся:

– Мама рассказывала, что, когда я открыл глаза в тот день, когда установился их цвет, она меня чуть не уронила – так испугалась.

– А какого цвета они были раньше?

– Серого, как у большинства лионидцев. А твои?

– Понятия не имею. Мне никто никогда не говорил, и едва ли это можно у кого-нибудь узнать.

– У тебя очень красивые глаза, – сказал он, и она вдруг почувствовала волну тепла, словно грелась в солнечных лучах, которые пробивались через кроны деревьев и покрывали их светлыми пятнами.

Когда путники оседлали лошадей и вернулись на лесную дорогу, Катса все еще была смущена, но теперь, по крайней мере, чувствовала, что может смотреть По в лицо и не бояться, что выворачивает перед ним душу наизнанку.

Дорога шла по окраине Мергониона и стала теперь более широкой и оживленной. Всякий раз, когда Катсу и По замечали, на них начинали глазеть. В скором времени во всех трактирах и домах города станет известно, что два Одаренных бойца вместе держат путь на юг по Мергоновой дороге.

– Уверен, что не хочешь заехать к королю Мергону, – спросила Катса, – и разузнать что-нибудь у него? Так ведь намного быстрее, разве нет?

– После кражи он ясно дал понять, что мне не слишком рады при его дворе. Подозревает, что я знаю, что именно украли.

– Он тебя боится.

– Да, и он такой человек, что вполне может сделать глупость. Если мы явимся, он, вероятно, захочет напасть первым, и придется сражаться. Лучше этого избежать, правда? Если уж должны пострадать люди, пусть это случится при дворе виновного, а не просто соучастника.

– Значит, едем в трактир.

– Да, – сказал По. – Едем в трактир.

Лесная дорога снова стала у́же и спокойнее, когда Мергонион остался позади. Они остановились перед самым наступлением темноты и разбили лагерь вдали от дороги, на небольшой поляне, устланной мхом и укрытой густыми ветвями. Тоненький ручеек очень обрадовал усталых лошадей.

– Здесь есть все, что нужно человеку, – сказал По. – Я бы мог вполне сносно здесь жить. Как думаешь, Катса?

– Хочешь мяса? Я могу кого-нибудь поймать.

– Мечта, – сказал он. – Но скоро совсем стемнеет. Я не хочу, чтобы ты заблудилась, тем более в такой кромешной тьме.

Катса улыбнулась и перешагнула через ручей.

– Дай мне две минуты. И кстати, я никогда не заблужусь даже в кромешной тьме.

– Ты даже лук не возьмешь? Собираешься душить лося голыми руками?