Краинский утверждает, что три подлинных жертвы кликушества (36-летняя Неонила Титова, 24-летняя Марья Алексеева и 33-летняя Марья Федорова), чьи мужья не жили в деревне по причине отхожего промысла или службы, также были жертвами сексуальной неудовлетворенности. В случае Неонилы Краинский отмечает, что ее сексуальная активность была сильно снижена из‐за ухода супруга. Он также объясняет длительным отсутствием мужа «отсутствие сексуальной потребности и продолжительную ее неудовлетворенность» у Марьи Алексеевой, тогда как в случае с Марьей Федоровой он заметил, что у нее имеется повреждение яичника[587]. Из его записей следует, что Марья Федорова умышленно не вступала в половую связь с мужем в течение трех месяцев болезни, потому что не хотела ни заразить его, ни забеременеть в таком состоянии[588].
Считавший патриархат естественным порядком, Краинский приписывал женщинам, которых он обследовал в Ащепкове, противоестественные сексуальные практики. Ослепленный патриархальными представлениями, как и его коллеги-медики, он не мог ставить «объективные» диагнозы. Временами он мечется между представлениями о повышенной сексуальности женщин, требующей периодического высвобождения, и викторианскими представлениями о дискомфорте секса для женщин. Отказавшись от мысли, что Неонила Титова и Марья Федорова могли пытаться контролировать рождаемость, Краинский приходит к выводу, что они были сексуально неудовлетворены. Ему также, по-видимому, не приходило в голову, что эти женщины могли негативно реагировать на продолжительное отсутствие своих мужей не из‐за сексуальной неудовлетворенности, а из‐за непосильного бремени, с которым они сталкивались при ведении домашнего хозяйства без мужчин. Недуг другой ащепковской кликуши – 32-летней Акулины Семеновой – Краинский объясняет боязнью сексуальных отношений, так как та рассказала ему, что болеет со дня свадьбы[589].
Но хотя Краинский и следует примеру современных ему европейских и российских психиатров, ища сексуальную этиологию для женского поведения и болезней, он не сосредоточивается исключительно на женских половых органах и сексуальном опыте. Он с сочувствием исследует семейные истории и, в некоторых случаях, трагический опыт кликуш. Впоследствии российские психиатры свяжут начало приступов кликуш с травмирующими периодами в их жизни, не обязательно связанными с сексуальным опытом[590]. Краинский также приходит к выводу, что некоторые физические недуги кликуш имеют органические причины. Так, например, он объясняет боли в груди диспепсией и последствиями неправильного питания. Он обнаруживает, что у некоторых женщин наблюдаются симптомы истощения, анемии и других расстройств, которые
существуют годами, иногда чуть не всю жизнь, когда внезапно брошенная ей мысль о том, что она испорчена, сразу поражает ее глубоким убеждением, и она становится кликушею, присваивая себе все те явления, которые она наблюдала у других кликуш[591].
Более важным, чем органическое объяснение некоторых физических недугов кликуш, мне представляется вывод Краинского о том, что физиологические корни их психического состояния относятся скорее к сомнамбулизму, чем к истерии. Определяя, страдали ли ащепковские кликуши от сомнамбулизма или истерии, Краинский исходит из двух предпосылок: истерики не склонны к амнезии, не реагируют на искусственные раздражители во время припадков и не поддаются гипнозу, тогда как страдающие сомнамбулизмом легко поддаются гипнозу, поскольку гипноз дублирует существенные черты этого состояния. Все кликуши, которым Краинский ставит диагноз сомнамбулизм, хорошо поддавались гипнозу и всегда реагировали на аммиак, который он давал им нюхать во время приступов.
У всех кликуш, – пишет Краинский, – наступала полная амнезия, при том совершенно без всякого внушения. Выпадает из памяти не только период сна, но и сам факт сна. <…> Эта амнезия совершенно тождественна с тою, которая наблюдается у кликуш по отношению к их припадкам, и даёт основание думать, что во время кликушного припадка кликуша находится в сомнамбулическом состоянии.
Определив кликушество как форму сомнамбулизма, Краинский предостерегает психиатров от того, чтобы называть истерией все, что не имеет органических причин[592].