Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Короткая баллада Пушкина «Гусар» (1833) познакомила русскую аудиторию с сюжетом о путешествии гусара из Киева на шабаш ведьм – по образцу украинских сказок, с некоторым европейским подтекстом. Гусар квартирует у недавно овдовевшей женщины, которая была «пригожа и добра», но ночью куда-то исчезала, выпив что-то кислое из склянки. Вместо того чтобы назвать ее ведьмой, как сделали бы крестьяне, Пушкин называет ее «басурманкой» (т. е. не христианкой). Таким образом, он берет из западноевропейской модели одно из первых определений ведьм: ведьм как еретичек. Снова следуя сюжетной линии украинской сказки, Пушкин заставляет гусара выпить то же зелье. Тот оказывается на горе, где «кипят котлы; поют, играют, свистят…» – и тут Пушкин снова упоминает нехристиан: «…и в мерзостной игре // Жида с лягушкою венчают». Когда Маруся видит гусара и просит его вернуться домой, она дает ему в качестве коня кочергу – орудие, отождествляемое с властью женщины над очагом. В украинских сказках ведьмы ездили чаще на метлах и вилах.

 Гляжу: все так же; сам же яСижу верхом, и подо мноюНе конь – а старая скамья:Вот что случается порою [395]. 

Так Пушкин заканчивает сказку, возвращаясь к реальности из фантастического мира сновидений, который не так уж и страшен, потому что иллюзорен и мимолетен.

Обращение Ореста Сомова к теме шабаша в книге «Киевские ведьмы», также опубликованной в 1833 году, объясняется его желанием сохранить украинский фольклор и обычаи, которые, как он опасался, могли исчезнуть, как только крестьяне получат образование и письменное слово вытеснит устную культуру[396]. Особенно его привлекала популярная демонология и мистика, о чем свидетельствуют такие сказки, как «Русалка» (1829), «Оборотень» (1829), «Сказки о кладах» (1830), «Недобрый глаз» (1833). В то время как стихотворение Пушкина о шабаше ведьм вполне соответствует сюжетной линии украинских сказок о солдате, селящемся в доме у ведьмы, повести Сомова более сложны и детализированы.

В «Киевских ведьмах» Сомов использует еще одну популярную версию темы шабаша: лихой казак женится на красивой молодой женщине и вскоре обнаруживает, что она и ее мать – ведьмы, посещающие сборища на Лысой горе. Чтобы подготовить почву для визита казака на гору, Сомов знакомит читателей с самыми подробными сведениями об украинских колдовских преданиях. В начале рассказа перекупки на киевском рынке сплетничают о любви Федора Блискавки к Катрусе Ланцюговне, отмечая, что мать девушки, по общему мнению, ведьма. Читатели узнают о женщине, которая вылетает из трубы, портит соседских коров, травит собак, способных якобы опознавать и даже кусать ведьм, и мстит другому крестьянину, с которым поссорилась из‐за огорода. Чтобы добавить драматизма, Сомов заставляет одного из сплетников отметить, что старуха околдовала дочь того крестьянина. Он использует популярный глагол «портить» для обозначения колдовства, но избегает существительного «кликуша» для описания заколдованной дочери. Вместо этого он описывает ее недуги, которые указывают на то, что она действительно была одержимой: «Теперь бедная Докийка то мяучит кошкой и царапается на стену, то лает собакой и кажет зубы, то стрекочет сорокой и прыгает на одной ножке…»[397] Также в сказке упоминаются ведьминские хвосты. Подробные описания действий и атрибутов ведьм, вплоть до длинного списка настораживающих ингредиентов ведьминской мази, человеческих и животных[398], позволяют предугадать, как будет развиваться история. Описание дьявола – смесь фольклорных описаний, свойственных Восточной и Западной Европе, и поэтических деталей – тоже по-настоящему пугающее: «пребольшой медведь с двойною обезьянью мордой, козлиными рогами, змеиным хвостом, ежовою щетиной по всему телу, с руками остова и кошачьими когтями на пальцах»[399]. Вера украинских и русских крестьян в то, что демоны могут принимать форму людей и животных, позволяла Сомову объединять в одном существе множество форм.