То, что крестьяне не расценивали кликушество как ненормальное и патологическое состояние, и их нежелание отправлять одержимых женщин в психиатрические лечебницы означало, что психиатрам приходилось самим выезжать в деревню за пациентами. Эти врачи надеялись убедить крестьян в том, что кликуши психически больны и что только врачебная помощь может восстановить психическое здоровье этих женщин. Ограниченные малочисленностью и недостаточностью государственных субсидий для обучения медицинского персонала, психиатры имели три способа решения проблем психически неуравновешенных крестьян в целом и кликуш в частности.
Один способ находился в зависимости от возникновения в деревнях спонтанных эпидемий истерии, в том числе связанных с одержимостью демонами. В соответствии с действовавшей тогда и сейчас медицинской теорией, «психическая эпидемия» или «массовая истерия» описывается как
возникновение совокупности физических симптомов, указывающих на органическое заболевание, но вызванных психологической причиной, у группы лиц, каждый из которых испытывает один или несколько из этих симптомов[532].
Когда несколько женщин начинали кричать, что они одержимы, их ряды неотвратимо пополняли другие женщины. Поскольку эпидемии одержимости бесами не только нарушали ход повседневной жизни, но и выливались иной раз в насилие против лиц, обвиняемых в колдовстве, правительство чувствовало необходимость послать в деревню психиатров. Личное свидетельство Н. В. Краинского о командировке от новгородской Комовской больницы иллюстрирует обеспокоенность правительства и Краинского по поводу случая, когда массовая истерия переросла в потенциально опасное народное волнение:
В начале февраля 1900 г. я был командирован Новгородскою губернскою управою в дер. Большой Двор Тихвинского уезда, где, по полученным сведеньям, возникла эпидемия кликушества, принявшая серьезный оборот и грозившая народным волнением. Эпидемия эта возникла в Тихвинском уезде, верстах в 30–40 от того места, где в 1879 г. была при схожих условиях сожжена кр-нка [крестьянка] Аграфена Игнатьева <…>, что заставляло смотреть на эту эпидемию не слишком оптимистически[533].
Медицинским экспертам было поручено подавлять вспышки до появления новых жертв, или, по крайней мере, расследовать их причины после полицейского расследования. Суды также могли вызывать психиатров в качестве свидетелей-экспертов в случаях, когда эпидемия приводила к возбуждению уголовного дела.
Приведенные эпидемии истерии с участием кликуш или религиозных фанатиков из числа представителей сектантских групп и старообрядцев в 1887–1917 годах, хоть и были немногочисленны, имели огромное значение для российских психиатров, работавших над теорией массовых психозов (см. Таблицу 4.1). Они надеялись справиться с «пандемией безумия, угрожающей основам общественного порядка»[534]. После того как психиатров начали командировать в деревни, в которых происходили эпидемии массовой истерии, те смогли в полной мере воспользоваться преимуществами полевой работы для изучения этиологии эпидемий, а также психического и физического здоровья пострадавших от них. Они проводили интервью и обследования, составляли подробные истории болезней и биографии жертв. Приверженцы фундаментальной медицины, уверенные в том, что все болезни имеют соматическое происхождение, психиатры заимствовали термин
* Автор использует французский термин, который применяли российские психиатры того времени. В современной Международной классификации болезней (МКБ-10) аналогичное расстройство называется «Индуцированное бредовое расстройство» (F24).
** Автор сближает хлыстов с флагеллантами: «…a Russian sect known as the Flagellants». Однако такое сближение неправомерно: неизвестно, занимались ли хлысты самобичеванием.