После чего они взялись за тяжелую артиллерию. «Стив, если ты не пойдешь нам навстречу, то тебя ждут очень плохие новости, – продолжил прокурор, глядя на меня с искренним сожалением. Его слова звучали убедительно. – У нас есть несколько ключевых свидетелей, которые готовы свидетельствовать на суде против тебя, включая принципалов из Stratton Oakmont и Monroe Parker. – Ублюдки. Так и знал. – В обоих случаях раскроются компрометирующие обстоятельства, но мы замолвим за тебя словечко перед судьей, если ты согласишься сотрудничать с нами».
Мы с Джоэлом снова отрицательно покачали головами, поскольку мой адвокат уверял, что мне не о чем беспокоиться, так как я не совершал ничего противозаконного. «Мы будем бороться до последнего, – сказал он, когда мы собирались уходить. – Вы только потратите кучу времени и денег. Вы же знаете настоящих виновников. Лучше займитесь ими».
Но я был виновен. Я знал это как тогда, так и сейчас. Я нарушил закон, я был глуп, жаден и одержим; назовите это зависимостью, если угодно. Я был готов расплатиться за это, но не при помощи сотрудничества с властями.
Оглядываясь назад, понимаю, что принял верное решение. Не хочу, чтобы это звучало как какой-то высоконравственный поступок или желание выставить себя в роли мученика. Я просто не хотел этого делать. Ужасно злился на парней, которые на меня доносили, но при этом понимал, почему они это делали. Правительство очень жестоко. Они способны сломить любого, а Джордану и Дэнни светил серьезный срок за решеткой.
Я уходил, надеясь на какое-то чудо, но знал, что шансы на это невелики. Сел в машину Питера в подавленном состоянии. «Они хотят, чтобы я сотрудничал, носил прослушку», – сказал я.
«Можешь повторить?» – Питер отъехал от здания суда, пытаясь не столкнуться с кучкой фотографов, которые столпились в надежде увидеть знаменитость. Я опустил бейсболку, чтобы прикрыть глаза. Они меня не узнали.
«Нет, я не стану этого делать, – сказал я Питеру. – Тем более ты меня знаешь. Учитывая СДВГ, я был бы ужасным свидетелем. С трудом могу вспомнить, чем занимался сам. Возможно, действительно невиновен». Я немного толкнул его локтем в бок, чтобы разрядить ситуацию, на что он рассмеялся, и мы направились в офис. Мы никогда не обсуждали эту встречу, так же как и вариант носить прослушку.
В последующие шесть месяцев я ежедневно приходил в офис и посещал собрания, полностью сосредоточившись на компании и воздержании от наркотиков. Кроме Питера и Джоэла, никто не знал о моей встрече с федералами, поэтому обвинение, которое мне предъявили в то июньское утро, стало настоящим шоком для моих коллег и ожидаемым событием для меня.
Мне предъявили обвинения в двух округах: за проведение сделок в Stratton (Восточный округ в Бруклине) и Monroe Parker (Южный округ в Манхэттене), поэтому в этот день мне пришлось появиться в двух окружных судах. Ох, тот еще выдался денек. Сначала нам пришлось поехать в федеральный суд в Бруклине, который находится рядом с Бруклинским мостом. Я не знал, чего ожидать, но точно не такого. Они надели на меня наручники, зачитали мои права и посадили в камеру, которая находилась в задней части здания. Я сидел с опущенной головой на жесткой серой скамье, не зная, что произойдет в следующий момент. Джоэл заверил меня, что все будет хорошо, но я понятия не имел о происходящем за пределами этой тюремной камеры. Наконец ко мне обратился полицейский и отвел меня в зал суда, где уже ждал мой адвокат. Когда я подошел, он похлопал меня по плечу и спросил, все ли в порядке. В ответ я мог только кивнуть.
Когда вошел судья, полицейский зачитал вслух все выдвигаемые против меня обвинения. Через несколько минут судья определил условия моего залога – 750 000 долларов. Последующие пару часов, пока Джоэл принимал необходимые для моего освобождения меры, прошли словно в тумане. Друзья тоже пришли меня поддержать, за что я был очень благодарен. Эдди Лама внес залог, а Сэмми Шварц, который работал руководителем отдела продаж в моей компании с 1992 года, заложил свой дом. Я тоже оставил в качестве залога свой дом в Хэмптоне, который купил несколько лет назад.
Когда все было готово, я наконец-то смог выйти на свободу. Но сначала я должен был проделать то же самое в Манхэттене. Итак, я вернулся в федеральный суд в центре Манхэттена, снова был закован в наручники, снова сидел в тюремной камере, а затем предстал перед судьей. Они назначили предварительную дату судебного разбирательства, но все это выглядело простой формальностью. Я был уже почти уверен, что признаю вину и в итоге какое-то время мне придется провести в тюрьме. Я предельно ясно представлял, что меня ждет, и ситуация разыгралась именно так, как я и воображал. Но сначала нам предстояло пройти через все формальности.