Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

— А как же тогда, — спросил я, — расценивать Рембрандта, чье творчество вот уже почти триста лет увлекает и волнует? Совершенно не стареет.

— Гении, — ответил Кремень, — создают свои собственные законы и живут вне влияния времени.

— Париж, — добавил Федер, — тем и ценен, что учит художника чувствовать эту современность и выражать ее.

Багрицкий

В 1918 году молодые одесские художники группировались вокруг студии, носившей громкое название «Свободная мастерская». Студию, которой руководил пишущий эти строки, частенько навещал Эдуард Багрицкий. Он входил как-то празднично, гордо держа свою великолепную голову и, степенно устроившись на свободном стуле, начинал развлекать студийцев. В шутках, остротах и каламбурах, всегда тонко отшлифованных, он не имел соперников.

В студии Багрицкий был своим человеком. Иногда он брал уголь и обрывки газетной бумаги, на которой мы рисовали, и порывисто набрасывал причудливые фигуры фантастических людей, живших в его неисчерпаемо богатом воображении. К рисункам своим он относился так же иронично, как к своим стихам и остротам, — он их великодушно жертвовал студии.

Багрицкий не рисовал с натуры, считая ее деспотичной и часто излишней. Он говорил: «Модель — у меня в памяти, а если нужна модель в фантастическом озарении, я прибегаю к воображению».

Основой его рисунка была линия. Живая, трепетная, с различными пульсами и ритмами. Экспрессивная и выразительная. Ею ему удавалось передавать лаконично и просто сложное душевное состояние своих романтических персонажей.

Фотография Багрицкого

Уже тогда чувствовалось, что перед нами художник большого и светлого дарования.

Эдуард Багрицкий мог бы, вероятно, участвовать на художественной выставке, не боясь соседства профессиональных рисовальщиков.

Рассматривая теперь случайно сохранившиеся его рисунки, удивляешься тому, как мы в то время их мало ценили, а ведь они свидетельствовали об оригинальном таланте их автора.

В студии часто устраивались вечеринки, на которых активно выступали дружившие с нами молодые одесские поэты. Центральное место, разумеется, по праву принадлежало Багрицкому. Для вечеринок он писал стихи, песенки, изобретал номера, которые могли бы украсить любой гротесковый театр.

Одну из таких песенок, которую он, как всегда на ходу, сочинил, мы долгое время распевали. У меня сохранился пожелтевший от времени листок бумаги, где рукой Багрицкого записана эта песенка:

Нет ничего прекрасней в мире,
Когда вдыхая трубок дым,
Под номером 24
На пятом этаже сидим.
В волне табачного туман а Кружится жизни колесо,
Но мы поем хвалу Сезанну,
Хороним дружно Пикассо.
И, убивая красок литры,
Все непреклонней, все смелей,
Не бросим мы своей палитры,
И не покинем мы кистей.
Здесь Нюренберг рисует быстро,
Надеждой сладкой окрылен,
Что должность важную министра Получит на Украйне он.
Приходит ночь, покрылись мраком
Ряды недвижные столов.
Смешалось все: Ван Гог с Синьяком
И с Семирадским — Калмаков.

Свои стихи Багрицкий читал всем, кто любил поэзию. Стоило его попросить: «Эдуард, почитайте что-нибудь!» — и он читал. Читал на берегу моря, на парковой скамье, в винных подвалах, в душных кафе у замызганных столиков — всюду.

Важно было, чтобы его внимательно слушали. Голос у него был мягкий, баритон приятного тембра.

Читал он с быстро нарастающим жаром, без поз и жестов.

* * *

Помню в 1919 году Багрицкий как-то пожаловался мне:

— Не до поэзии теперь. Нет желающих послушать стихи. — И, задумчиво помолчав, спросил меня: — Чем, друг мой, прикажете заняться?

Зная, что он хорошо рисует и любит искусство, я ему сказал:

— Сходите, Эдуард, в плакатную мастерскую. Там работал Максимилиан Волошин. Отдохните от поэзии. Она вас изнурила. Вы ведь великолепно рисуете. Подружитесь с другой музой.

Глаза Багрицкого загорелись радостным огоньком.

— Да, люблю я рисовать и в юности мечтал стать художником. Часто повторял любимую фразу Дега: «Я рожден, чтобы рисовать». Но отец мой был против. «Там учатся только дети ремесленников», — негодовал он, как только я заговаривал о художественном училище. Так и отдали в реальное. С третьего класса начал я писать стихи…

Мой совет не остался втуне. Багрицкий сотрудничал в одесской РОСТе, писал тексты для плакатов и одновременно делал эскизы.

* * *

Пришли интервенты. Больше всех усердствовали тщеславные, щегольски одетые австрийцы. Они держались особенно нагло и цинично. Но благодатная октябрьская лавина быстро смыла их и унесла куда-то…