Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Поговорив о текущей работе и позавтракав (бутерброды, пиво), Маяковский уходил к себе в мастерскую. Посредине ее на козлах лежали запачканные краской фанерные щиты. На этом импровизированном столе Маяковский написал все свои плакаты. Как и тексты, плакаты он писал быстро. По два-три «Окна» в день. Насыщенный и лаконичный рисунок, яркие тона, слитые с острым, ударным текстом. Помогала ему Лиля Брик. Маяковский считался с ее умной критикой и часто обращался к ней за советом.

* * *

Думаю, что не преувеличу, если скажу: ни одна бригада поэтов, даже очень талантливых, не могла бы заменить одного Маяковского.

Работоспособность его казалась мне беспримерной. Трудно передать удивление и восторг, какие я испытывал, наблюдая деятельность своего «РОСТАвского» руководителя. Обычно я усаживался в углу кабинета, заваленного плакатами и газетным срывом, и с нескрываемой жадностью смотрел на движения и мимику Маяковского.

Поэт сидит за старым столом, на ветхом венском стуле. На нем расстегнутый ватный пиджак с меховым воротником. На голове добротная каракулевая шапка, сдвинутая на затылок, и кремовое шерстяное кашне. Крепко и смело вылепленное смуглое лицо окутано табачным дымом. В большой мускулистой руке прыгает карандаш. Поэт придумывает темы для будущих «Окон РОСТА». Десять, пятнадцать — сколько нужно. В каждой — от четырех до тридцати строк. Тексты «Окон» Маяковский писал с непостижимой быстротой: за час бывал готов десяток сложных рифмованных тем. Мне это казалось чудом. Написав, он раздавал темы художникам: Черемныху — сатирические, Ивану Малютину и мне — юмористические и эпические. Себе он оставлял темы героические.

Бывали случаи, когда тем не хватало. Тогда Маяковский хватал газету и, на минуту погрузившись в нее, находил новые темы. Так было, когда он нашел для меня индусскую тему: «Взгляд киньте, что делается в Индии». Меня, помню, поразили шлифовка фразы на лету и необычность рифмы. Тема случайно не была мной использована. Я ее позднее нашел затерявшейся среди старых бумаг и передал в музей Маяковского.

Ежедневно в десять часов утра работники РОСТА собирались вокруг Маяковского: грузный, молчаливый и трудолюбивый Черемных, веселый балагур Малютин и я. Иногда приходили Левин и Лавинский.

Маяковский принимал нашу работу на ходу. Мнение свое высказывал резко и откровенно, смягчал свои слова только тогда, когда перед ним были плакаты Черемныха. Поэт очень высоко ставил все то, что делал этот мастер карикатуры, и многому научился у него.

Малютин и я часто наблюдали, как Маяковский, заимствуя у Черемныха те или другие образы, стремился их по-своему передать. Маяковский и не скрывал этого.

— Это я под влиянием Михал Михалыча сделал, — откровенно говорил он.

Малютина Маяковский любил и ценил, как художника щедрого, настоящего смеха. Часто, рассматривая его плакаты, Маяковский повторял:

— Здорово, Малютин. Очень смешно и очень хорошо! Браво! Поэту нравилась малютинская страсть ко всему новому в искусстве. Малютин в то время сильно увлекался творчеством Сезанна и некоторые «осезаненные» плакаты свои подписывал: «Иван Малютин а ля Сезанн».

Сам Маяковский работал над «Окнами» с виртуозностью, только ему одному присущей. Иногда он делал углем контур, а Л. Ю. Брик заливала рисунок краской.

* * *

Узнав из газет, что в Москве отмечено несколько случаев тяжелого желудочного заболевания и что источником инфекции является продаваемый на улицах в неопрятной посуде квас, Маяковский немедленно написал для плаката предупредительный текст:

Побалуешься кваском,
Завопишь потом баском.

* * *

Однажды на жарком диспуте о путях советской живописи я настолько увлекся страстным спором, что забыл о ждущей меня дома срочной работе. Была уже полночь, когда я вернулся в свою холодную комнату. Надо было приготовить ужин и написать около двадцати пяти листов (составлявших три «Окна»). Я одновременно ел, дремал и работал.

К утру работа была окончена. Быстро свернув еще сырые плакаты, я устремился в РОСТА. На Сухаревской башне часы показывали ровно двенадцать. Итак, я опоздал на целых два часа. Я знал, что Маяковский мне этого не простит.

— Маленько опоздал… — сказал я подчеркнуто мягко, кладя на его стол плакаты. — Нехорошо… Сознаю.

Маяковский мрачно молчал.

— Я плохо себя чувствую, — безуспешно пытался я смягчить его гнев, — я, очевидно, болен…

Наконец Маяковский заговорил:

— Вам, Нюренберг, разумеется, разрешается болеть… Вы могли даже умереть — это ваше личное дело. Но плакаты должны быть здесь к десяти часам утра. — Взглянув на меня, он усмехнулся и полушепотом добавил: — Ладно, Нюренберг, на первый раз прощаю. Деньги нужны? Устрою. Ждем кассира. Не уходите.

В РОСТА деньги выплачивали два раза в месяц. В кассу мы приходили с мешками, так как получка иногда представляла объемистую и довольно увесистую кучу бумажек.

Получив деньги, мы отправлялись на Сухарев рынок, где у мешочников можно было достать муки, украинского сала, махорки.

* * *