Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Полина чертовски капризничает. Ей Азия осточертела. Все в Москву тянется.

Рисую деревянные домики. В них есть узорная, своеобразная композиционная логика. Столбики со следами Персии, Индии и Китая. Такая же эклектичная роспись. Глаз не успевает получить цельное, законченное впечатление — его уже запутывает новый узор или новая вязка частей предмета, дома. Такой же пейзаж.

13 июля

Смотрели Шах-Зиду. Много в ней упадочного, перестроечного и переписанного. Все же умели декоративно разрешать связь постройки с пейзажем необычайно. Бирюза здесь ярче, ультрамарин гуще. Красные, желтые гуще, но может быть это и есть упадок. Улук-Бек скромнее и глубже.

19 июля

Дома (у нас новый домик с видом на руины Улук-Бека и Шир-Дора) хорошо и уютно. Зной невероятный. Дух захватывает. Дышать нечем.

Как будто в кузнице около раскаленной печки. Босиком трудно ходить. Я пробовал ходить и чуть не обжегся. Даже сарты и те избегают появляться на улице до прохладного ветра вечера. Наши кролики прячутся.

Я рисовал Улук-Бек.

22 июля

Полина меня очень волнует своими болезненными капризами. То, что сейчас туговато с деньгами, заставляет ее плакать и упрекать весь мир в ее несчастьях. Я глубоко сожалею, что вместе уехали на Восток, где отсутствие той или другой мелочи, неудачный обед — заставляют ее волноваться, часами и днями. Она совершенно непригодна для жизни вне родственников и жирных щей. Сейчас она лежит в белом платье с опухшими глазами (они прикрыты мокрой тряпкой) и воспаленным лицом. Выражение фигуры убитое и глубоко несчастное.

26 июля

Появился виноград густо-сиреневый и бледно-зеленый. Его продают на больших подносах красной меди. Дыни, зеленый мягкий инжир, огромные, матовые сливы. Вишня, абрикосы уже уходят. Взамен их яблоки и груши лежат в широких, плоских корзинах. Я боюсь, что при наших средствах нам не удастся всего этого вкусить.

Солнце все знойнее и знойнее. Днем не знаешь, куда девать себя. Каждый клочок тени — оазис. Единственное утешение — источник. Холодная, прозрачная вода по пояс. Когда погружаешься в него, кажется, что ты в ледяной ванне.

27 июля

Полину усадили на ослика, а я, товарищ Вогман и хозяин нашей квартиры, пешком окружая «всадницу», двинулись в «кишлак», где хозяин собирался нас угостить по-мусульмански. Дорога вечером после жары чудесная, виднеются тихие развалины старых храмов, неожиданные каракачи в виде огромных зеленых шаров и спешащие на осликах, окруженных пылью, деревенские жители. Полина великолепна.

Мы в кишлаке. Небольшой дворик, окруженный глинобитной стеной. Посредине на возвышении в виде театральной декорации особняк, серый, как пыль дорожная. Нас приняли в беседке, построенной специально для гостей. Купались. И сейчас же лихо взялись за фрукты. Наш «бабай» определенно впадает в транс. Что с ним? Мы все втроем строим шутливые предположения насчет его скаредности и скупости.

Пьем чай, который бабай раздает в юмористических дозах, и с животной жадностью поглощаем его фрукты, специально для нас нарванные. Его лицо полно грусти. Плов покрыт ломтиками какой-то падали. Вонь отчаянная, но мы с упорством съедаем плов, а мясо незаметно для него выбрасываем в гущу ночной зелени. Халва молится, чтобы мы обратили на нее должное внимание. Спали превосходно.

Утром т. Вогман появляется с виноградом. Я помогаю ему красть у соседа при мрачной улыбке «бабая». У нас полные карманы инжира, гранатов. Мы ждем кровавого поноса. Хозяин все мрачен. Видно, что мы его изнуряем. В 9 часов вечера Полину усаживаем на того же ослика и тихо плывем в Самарканд.

28 июля

Финансы мерзки. Лопухин, мерзавец, заболел холерой в Ташкенте или просто забыл о нас. Мы боимся дойти до голода. Неужели и в Самарканде придется поголодать? Меня спасают лекции, которые я свирепо и упорно читаю на самые разнообразные темы. Наш коврик и наша кошма пропадут, так как у нас нет мелочи выкупить их. Это решительно убивает Полину. Сегодня опять нет ни гроша. Мы опять пилигримствуем на толкучий рынок с моей рубахой и полининой тряпкой. Под влиянием сих дел начинаем строить нежные планы насчет Москвы, которая нам сейчас кажется доброй и отзывчивой.

Август

Жара. Духота. Виноград. Дыни. Чай. Супы. Собираюсь в Ташкент. Скандалы в Самарканде.

17 сентября

Сегодня ночью выезжаем из Самарканда.

Унижение перед станционными смотрителями, виноград, борщ на базаре, арбузы и махорка. Наблюдал разгрузку детей из голодных мест. Жуткое зрелище.

Полина возится с температурой. Инфлуэнция и нервы.

Мне подарили прекрасную персидскую книжку с литографиями.

В вагоне опять уныние и тоска.

20 сентября

Бегаем, как крысы ночью по трапу. Все по делам жалованья. Хочется наесться солнца, винограду и белых лепешек. Есть группа художников. 15 человек под моим руководством. Весь наш багаж покоится на перроне и производит унылое впечатление. Полина рвется в Москву, как пять месяцев тому назад рвалась из нее. Так занят, что забыл взглянуть в сторону снежных гор, всегда меня успокаивающих. Все жратва, изюм, мука. Тошнит от продовольственных дел.

24 сентября. Самара

Доехали в двух купе.