Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Меня встречают как многоопытного иностранца. Я думаю о веках мусульманства и его своеобразной культуры.

Еще раз подробно всматриваюсь в их потные, возбужденные лица, перевожу свой взгляд на темно-синее небо, на бесцветную массу женщин и, крадучись, выхожу в узбекский липкий и серо-коричневый переулок.

Переехали в новый город. Во двор, где живет Лопухин. Ближе к столовкам и учреждениям. Утром чайхана — абрикосы, лепешки. Причем, Полина для «убиения малокровия» проглатывает еще ¹/4 фунта колбасы.

Прочел лекцию об анализе и синтезе в современном искусстве. Учащиеся выражали, не скрывая, свои симпатии ко мне.

Выступал оппонентом Федорченко. Собрание заголовков книг и пустых фраз. Чувствуется, что его слова связываются только какой-то внутренней ассоциацией. Одна фраза тянет другую без логической необходимости. Я его, кажется, недурно почистил. Особенно насчет «жвачности».

Опять инцидент с Виктором. Он для себя и Зины приготовил командировочные, а меня и Лопухина умышленно забыл. Никак его не научишь быть другом. Весь соткан из лжи. Крупно поговорили. Ему кажется стыдно, так как он избегает моего взора. Не работаю пока. Все надежды на Самарканд.

1 июля

Собираемся в Самарканд. Разочарованные в Востоке Ташкента мы строим сказочные планы насчет Востока Самарканда. Нужно купить изюму, муки, кошму, еще один халат. Потом нужно спасти минареты от их жуткой участи, а главное, нужно успеть написать еще пять вещей. Это, кажется, самое динамичное желание.

Завтра читаю в 1 час дня в высшей школе лекцию о «Детском творчестве», а вечером в 5 часов на вокзал. Опять багаж, усталые плечи, возня с кипятком. Кролики Пин и Пена поедут в вагоне особого назначения.

3 июля

Вагон. Довольно удобные места. В окнах все горы и горы. То тихие и низкие, то свирепые, с отвесными, совершенно гладкими плоскостями. Проехали через ворота Тамерлана. На скале с правой стороны надпись на арабском языке. Испытываю какое-то особенное ощущение: встает образ этого великого человека-воина с его несметными полчищами с пестрыми тюрбанами и круглыми шашками, с гиком несущимися по равнинам диких трав и кустарников, окрашенных в цвет желтой глины. Его мысли.

Пьем повсюду чай, воду. Поезд еле-еле тащится.

Поражают снежные горы с их убором снежных полос. Мне кажется, что отсюда и пошел их мусульманский убор. Нежные ослики. Звон голубых птиц и резко светящее солнце.

4 июля. Самарканд

Вокзал самый заурядный. Провинция и плохая. Пыль. Садимся на арбу (здесь они более низкие и менее удобные) и едем вдоль прекрасных тополей. Пять верст до города. Покупаем урюк (250 р. фунт). Заехали во двор Наркомпроса. Устроились в швейцарской. За нами ухаживает милая русская няня. Спим на веранде. Купаемся в бассейне.

Были на базарике. Грязно, мертво и бедно. Говорят, что зато в старом городе все — чудеса. Много попадается евреев. Или очень худые, или очень жирные. Скорее на Регистан. Новый город производит самое удручающее впечатление. Духота, редкие и прегрязные арыки, заспанные и безличные лица пешеходов, замызганные домишки и пыль, покрывающая все — и небо, и надежды, и крупную, вкусную вишню.

5 июля

Мы наконец-то в самом сердце Туркестана и, пожалуй, мусульманского мира. Издали нас приветствуют руины Улук-Бека. Будто серая глина, залитая акварелью или засыпанная бирюзой и александритами. Поразительно склеены кривые и прямые массы. Арки, минареты, порталы, купола. Все это изумительно связано в одну гармоничную глыбу. Подъезжаем ближе — Улук-Бек! 15 век. Смесь бирюзы, ультрамарина с глиной — бледно желтой глиной, с которой придется, как видно, часто встречаться. Напротив Шир-Дор. Двойник и копия. Далее Тыла-Кары. Черное золото. Все три образуют стены для площади — Регистан.

Вокруг лавочки, грязные чайханы, ящики, в которых спят и болтают таджики. И рядом величественные руины, спящие в заколдованном сне неповторимых лучей Тимура-Тамерлана. Много ревущих осликов с острыми, небольшими копытцами и тонкими ножками. Всадники непропорционально велики и как бы прижимают осликов к земле. Смешны их ноги в туфлях, широко разбросанные по сторонам серой шерсти ревущих осликов. Здесь больше уборов, традиций в архитектуре, улицах, чем в Ташкенте. Чувствуется дыхание старины.

Мы остановились в мастерской комиссии. Степанов хорошо нас принял. Он чуть глуп.

Спешим увидеть базар и узнать цены на урюк и муку. Сегодня шумный день. Ах, Регистан, Регистан.

6–7 июля

Взбирались на минарет Шир-Дора. Прекрасный вид открывается на весь город, лежащий в широкой долине, обнесенной снежными горами. Рассматривали реставрированные места на мечетях. Изумительное безвкусие! Казенные заплаты. Город похож на муравьиную нору и ласточкины гнезда. Сверху его как бы и нет. Крыши плоские, заросшие сухой травой. И только полуразрушенные купола, торчащие, как спящие головы, покрытые старыми шляпами, говорят о сказочном Самарканде.

Был диспут на моей лекции «О пролетарском искусстве». Меня пощипали, но и я не остался в долгу. Мне после жали руки, но я боюсь, что не те жали, кого бы я хотел.