Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

В РОСТА порой работали и другие художники: Дени, Моор, Левин и Алякринский, но динамичный стиль работы их утомлял и они, недолго проработав, уходили. Вот их скромный творческий актив: Моор сделал 6 плакатов, Дени — 3. Сравнительно много плакатов (9 или 10) написал друг Маяковского — Левин.

Мы, основники, часто за ночь делали три композиционных плаката и считали это обычным стилем работы в РОСТА. И эту динамичную работу, надо сказать, мы часто выполняли после горячих выступлений на утомительных диспутах. И неудивительно, что мы часто одновременно ужинали, спали и работали. В 10 часов утра мы должны были с еще влажными работами подмышкой предстать перед грозным редактором — Маяковским.

Вся работа РОСТА была обдумана, организована и проведена Маяковским. В героическую жизнь РОСТА он вкладывал непостижимую энергию. Наблюдая его, Малютин и я часто спрашивали себя: откуда в нем такая мощная, нечеловеческая сила? Такой, никогда не потухающий, творческий жар? Но ответить себе не могли.

1921. Majakovsky v oknah ROSTA. Paper Sanguine.23.5×29

Его рабочий день начинался с раннего утра и кончался в полночь. Он писал десятки текстов для наших и своих плакатов. Писал плакаты сам. Редактировал, вносил поправки, совершенно менявшие смысл и характер плакатов. Заботился о том, чтобы все вдоволь получали бумагу, клей и краски. Без опозданий доставал для нас деньги. Бухгалтерия и касса побаивались его. И наконец вечером, чтобы отдохнуть от всех этих утомительных дел, уходил в свою рабочую Политехничку, где долго и горячо сражался со своими большими и малыми врагами. И неверными друзьями.

Много сил Маяковский тратил на ответы записочникам. В книге «Я сам» он написал: «Собрал 20 000 записок. Думаю о книге „Универсальный ответ“ (записочникам). Я знаю, о чем думает читающая масса».

Я любил посещать эти героические сражения и бродить в волшебных окрестностях ума и таланта поэта.

Маяковский страстно и безостановочно курил одну папиросу за другой. Жадно пил пиво. Водку не любил. Чтобы украсить сумерки, он уходил в бильярдную, где сражался с поэтом Иосифом Уткиным или артистом Качаловым. Я до сих пор не знаю, как Маяковский, заваленный работой и заботами о РОСТА, мог еще писать стихи. Как он умудрялся выкроить время для «самолюбивой Музы». Одни из его приятелей говорили, что он любил писать рано утром, когда Москва еще спит. Когда отдохнувший за ночь мозг щедро и легко работает. Другие уверяли, что Володя привык писать стихи поздней ночью. После кофе. Когда все спят.

Здесь я вспоминаю характерное выступление Маяковского на вечере, посвященном двадцатилетию комсомола Красной Пресни в 1930 году: «Товарищи, вторая моя задача, — это показать количество работы. Для чего мне это нужно? Чтобы показать, что не то, что восьмичасовой рабочий день, а шестнадцати-восемнадцатичасовой рабочий день характерен для поэта, у которого огромные задачи, стоящие сейчас перед республикой. Показать, что нам отдыхать некогда, но нужно изо дня в день, не покладая рук, работать пером».

Так жил и работал Владимир Маяковский, которого Иван Малютин и пишущий эти строки ласково называли «наш Маяк».

* * *

Летом 1920 года, узнав, что Маяковский собирает художников и налаживает в РОСТА выпуск агитационных плакатов, я отправился к нему. РОСТА помещалось в Милютинском переулке. Пятый этаж, замызганная лестница, фанерные коридоры. Меня поразила комната, в которой Маяковский писал, раздавал тексты и принимал работу: небольшая, неприветливая. Пахло клеем, табаком и гнилой бумагой. На фанерных стенах висели ярчайшие плакаты — Окна сатиры.

— Ну вот… очень хорошо, — сказал он, не выпуская изо рта папиросу. Голос звучал густо, тепло. — Очень хорошо сделали, что пришли. Нам нужны работники. Я верю, что все художники придут в РОСТА. Только здесь возможна настоящая творческая художественная жизнь. Сейчас надо писать не тоскующих девушек и не лирические пейзажи, а агитационные плакаты. Станковая живопись никому нынче не нужна. Ваши меценаты думают теперь не о Сезанне и Матиссе, а о пшеничной крупе и подсолнечном масле… Ну, а Красной Армии, истекающей на фронтах кровью, картинки сейчас ни к чему.

Я согласился с ним.

— Итак, да здравствует агитационный плакат! Завтра в десять часов утра вы уже должны быть с первой работой.

Получив десяток листов газетного срыва, несколько пакетов остро пахнувших анилиновых красок, столярного клея и тему (Маяковский написал ее тут же, при мне, на листке блокнота), я с колотившимся сердцем бросился домой.

В творчестве каждого из нас Маяковский умел находить хорошее, свежее, новое и окружать это непередаваемой сердечной теплотой. Особенно, мне казалось, он ценил творчество Малютина.

— Браво, Малютин! Ай да Малютин! — повторял он.

В творчестве Малютина он любил редкий, неподражаемый юмор. У этого талантливого художника все было пронизано тонким чувством смешного. Малютин знал о любви к нему поэта.