Одежда ныряльщика лежит пуста

Ты представляешь, как в семьдесят лет будешь вспоминать прошлое. Вспоминать, как когда-то была молода, как когда-то тебе было тридцать три. Как ты снималась в кино в Касабланке. Сейчас, когда ты почти достигла полноценной зрелости, как ты ее понимаешь, твоя молодость зафиксирована в кадре. Твоя молодость не сведется к событиям последних нескольких месяцев.

Из динамика раздается объявление, и гул клаксонов прекращается. Через двадцать минут съемка возобновляется. Машины гудят, ты выпрямляешься и напряженно смотришь вперед.

Проходит два часа, за которые снимают еще пять дублей. К машине подходит костюмерша и поправляет на тебе шарф. Она сверяется с фотографией в телефоне.

Ты сидишь еще час, два, три. Стараешься вообще ни о чем не думать.

Потом, почти внезапно, к машине под огромным серебристым зонтом – солнце уже палит вовсю – подводят знаменитую американскую актрису. Дверца открывается, и ты говоришь ей «Привет». Меняешься с ней местами. Она проскальзывает на красную кожу заднего сиденья.

– Ай. Сиденье потрескалось.

Ты направляешься к фургону с едой (сегодня закуски на улице не подают – из-за машин и падких на халяву прохожих). Ешь лакрицу, оливки, сыр, крекеры и ломтики салями. Местная салями толще, но нарезана тоньше, как ветчина. Сидишь в ожидании, что снова можешь понадобиться.

Ты требуешься на площадке еще один раз, когда актрисе нужно обновить грим. В течение дня температура в машине ползет вверх, и тушь у нее слипается комочками, помада растекается, а губы трескаются. Ты возвращаешься к машине.

– Привет, – говоришь ты водителю.

Тот ворчит в ответ.

Подходит режиссер.

Режиссер просит помочь ему поставить кадры, в которых Мария выходит из автомобиля («автомобиль» – его слово) в приступе ярости, чтобы настроить камеры. Тебе нужно открыть дверцу, резко ее захлопнуть и пройти между машинами.

Ты делаешь это трижды.

Потом возвращается знаменитая американская актриса – с припудренным лбом и свежей помадой на губах, обведенных красным контуром.

Теперь ее очередь.

Сквозь инсценированный поток машин ты возвращаешься к фургону с едой. Тебе доподлинно известно, что пробка на дороге не настоящая, но ты все время об этом забываешь. И машешь каждому водителю, чтобы тот ненароком не нажал на газ, руками и взглядом умоляя не сбивать тебя.

Остаток дня ты проводишь в ожидании. Снова ешь оливки, потом лакрицу. Жуешь мятные пастилки, чтобы освежить дыхание (дать им растаять во рту у тебя не хватает терпения). Говоришь себе, что твои услуги могут понадобиться с минуты на минуту. Но они остаются невостребованными до конца дня.

Тебя начинает охватывать особая печаль, печаль ненужности. К семи вечера ты начинаешь задаваться вопросом, можно ли тебе уже снять парик и почесать голову. Получив указание не есть за ужином никаких блюд с соусом, чтобы не капнуть ненароком на платье или шарф, ты уже перебрала с булочками.

Проходит еще два часа. В фургон с едой заходит знаменитая американская актриса.

– Привет! – говоришь ты, удивляясь, что съемки, которые шли так медленно, так внезапно закончились.

– Привет! – отвечает она. – Умираю с голоду. – Актриса выбирает сэндвич размером с подводную лодку, откусывает от него, и ей на шарф выскальзывает ломтик помидора. Она не обращает на это внимания. – На вкус дерьмо, – заявляет она и возвращает сэндвич обратно на поднос.

– Ты сейчас обратно в отель? – спрашиваешь ты.

– Нет. Здесь сейчас музыкальный фестиваль, «Джазабланка». Слышала? Там будет выступать моя подруга Патти Смит.

Тебе хочется воскликнуть: «Ты дружишь с Патти Смит?» Вместо этого ты выдаешь:

– Она стала петь джаз?

– Это просто название фестиваля. Так ты хочешь поехать на концерт?

Ты пожимаешь плечами только потому, что от восторга потеряла дар речи.

Знаменитая американская актриса открывает банку с драже «Эм-энд-Эмс». Вместо того, чтобы воспользоваться серебряной сервировочной ложкой, она зачерпывает пригоршню рукой и сыплет себе в рот.

Ты едешь на концерт в микроавтобусе знаменитой американской актрисы. Ей выделен личный микроавтобус с водителем. Ты сидишь рядом с ней на сиденье в первом ряду. Один из телохранителей сидит на пассажирском месте рядом с водителем, второй – в ряду позади вас.

По дороге к месту концерта водитель плутает. Это не обычный концертный павильон, а трибуна ипподрома, накрытая гигантской палаткой. До сих пор это твое главное впечатление от Касабланки: никто не может найти нужный адрес. Большинство зданий, если они не отели, идентифицируются только по ориентирам. Ориентир ипподрома, данный водителю, содержал одно слово – «ипподром». Учитывая, что водитель сопровождает съемочную группу и сам из Феса, это мало ему помогает. Он в Касабланке меньше недели.