Одежда ныряльщика лежит пуста

Ты смотришь на часы. Первый час ночи. Тебе пора спать. Может быть, виноват джин с тоником и это паранойя, но у тебя странное ощущение, что знаменитой американской актрисе что-то от тебя нужно, что ее внезапная дружба основана на расчете. Когда твоей сестре было что-то от тебя нужно, она просто топила тебя в своей доброте.

– В расписании сказано, что за нами приедут в семь утра.

– Это за тобой приедут в семь утра. Мне же не нужно ничего делать до девяти. Выпьем еще.

Актриса делает паузу и поднимает взгляд.

– Garçon, – машет она бармену. – Как-то раз я играла девушку во французском кафе, – поясняет она. – «Garçon» – это единственное слово, которое мне пришлось сказать во всем том хреновом фильме.

В семь утра тебя с обоими продюсерами везут на съемочную площадку сквозь обычный для Касабланки утренний коллапс на дорогах. Сегодняшняя сцена снимается в дорожной пробке. С высоты своего опыта поездок по городу в час пик или в любое другое время ты считаешь, что эту сцену можно было бы снять на любой улице. Зачем создавать под это площадку? Но продюсеры сообщают, что сегодняшние съемки чрезвычайно сложны, поэтому ради них пришлось перегородить две улицы и создать свою собственную дорожную пробку. На это потребовалось получить разрешение городских властей и найти пятьдесят три машины из шестидесятых годов двадцатого века. Также потребовалось обеспечить всем пятидесяти двум статистам, нанятым в качестве водителей ретромобилей, страховку и пробить их по полицейской базе данных и снять отпечатки пальцев на случай, если им вздумается рвануть прочь.

За рулем пятьдесят третьей машины, в которой предстоит сидеть Марии, которую играет знаменитая американская актриса, – сам актер. Пока вы с продюсерами сидите в микроавтобусе, застряв в настоящей пробке по пути к искусственной, возникает «ситуация». За свою мимолетную карьеру дублерши ты уже поняла, что это означает «проблему». «У нас тут ситуация». Ты представляешь, что, когда обнаружилось, что твоя предшественница, Айви, завела интрижку с режиссером и была вынуждена уехать домой, чтобы предстать перед мужем, практичную секретаршу готовили к предстоящей катастрофе такой же фразой: «У нас тут ситуация».

Одновременно получив сообщения о ситуации, продюсеры впадают в панику. Они оба хватаются за телефоны. К тому времени, как они заканчивают свои звонки, микроавтобус продвигается вперед на полквартала.

– Офигеть, – заявляет молодой продюсер-американец.

– Что случилось? – спрашиваешь ты.

– У шофера Марии – того парня, который сегодня должен играть ее шофера, нет водительских прав.

Тебе хочется предложить, чтобы роль шофера сыграл кто-нибудь другой, но ты уверена, что об этом уже подумали.

– А это правда такая проблема, раз он все время будет стоять в пробке? Я хочу сказать, что так написано в шпаргалке. Что они просто стоят в пробке, но не двигаются, верно? – Ты достаешь шпаргалку и вслух читаешь описание сцены: «Мария сидит на заднем сиденье такси. Она сидит там, пока не устает от бездействия, открывает заднюю дверь и шагает на улицу. Машины гудят ей вслед». – Ты отрываешь взгляд от текста: – Ему не нужны права. Он не будет трогаться с места.

Продюсеры переглядываются, кивают и отправляют сообщения.

Ты входишь в гримировальный фургон. Сегодня костюмерша непонятно зачем облачилась в наряд эпохи Елизаветы I. Ты никак это не комментируешь и не задаешь вопросов. В конце концов, она занимается костюмами. За всю карьеру у нее наверняка скопилось их штук несколько, вот она постоянно их и меняет.

– Вам снова стяжку, да?

Ты уже поняла, что некоторые вопросы, хоть и звучат вопросительно, вопросами не являются. Отвечаешь, что да, тебе снова стяжку.

В дверь фургона стучат, и ты заканчиваешь напяливать утягивающие трусы, что все-таки требует каких-то усилий. Когда ты полностью одета, костюмерша отпирает дверь. Эта маленькая любезность тебя трогает – пока ты переодеваешься, она запирает дверь на ключ.

В фургон заходит татуированный парень.

– Вы как? – спрашивает он, не дожидаясь ответа. Он сообщает тебе, что сегодня кое-что будет по-другому – тебе предстоит участвовать в настоящих съемках.

– Что? – Открывшаяся перспектива тебя ничуть не воодушевляет. Ты думаешь про сестру. Окажись она на твоем месте и услышь эту новость, она была бы на седьмом небе. Она бы уже строчила сообщения друзьям, звонила матери. Она обожает бахвалиться перед матерью, и, может быть, именно из-за этой ее склонности тебе всегда казалось, что мать любит тебя больше нее. Но это не точно. Недавно тебе хотелось поделиться с матерью подробностями вашего с сестрой разрыва, но ты удержалась. Ты даже подумывала вместо Марокко полететь в Аризону, навестить мать с ее новым мужем в их большом одноэтажном белом доме на плоском холме, но решила этого не делать: тебя беспокоило, что, если ты все ей расскажешь, а она продолжит общаться с твоей сестрой, твое сердце разобьется по новой.