Один

Мне представляется, что из всего Хармса сегодня наиболее актуальное сочинение, разумеется, помимо «Случаев», — это «Елизавета Бам» — лучшая, наиболее законченная, наиболее масштабная его пьеса, в которой вот этот ужас загнанности дан великолепно. И конечно, повесть «Старуха», которая, как мне кажется, остается главным русским хоррором, вот этим триллером. И она-то как раз говорит о времени большую правду, наибольшую правду, потому что это не… Вот кафкианская мысль: потому что террор — это не когда правительство терроризирует подданных, нет, а это когда отпадает все человеческое и изначальный террор мира становится нам ясен.

Ну а мы с вами услышимся, понятное дело, в новогоднюю ночь. Запасайтесь едой. Если хотите — приходите. Пока, до скорого!

05 января 2018 года (Лев Толстой)

Добрый вечер, доброй ночи, дорогие друзья, товарищи, братцы. Встречаемся мы с вами уже не первый раз в Новом году. Может быть, кому-то даже кажется, что я сюда зачастил. Но для тех, кому не кажется, мы с радостью продолжаем. Спасибо всем, кто был с нами в Новый год, кто наприсылал всяческих добрых слов. Я вообще знаю, что на детей смотреть и детей слушать, особенно когда они веселые, трезвые, умные и в присутствии родителей, всегда приятно. Самый надежный способ вызвать любовь к себе — это, как мы знаем, поставить впереди себя стариков, женщин и детей. Вот я, можно сказать, в новогоднюю ночь поступил по этому правилу. И поэтому даже взрослые, которые здесь присутствовали — прежде всего Бородицкая, Филатов, Елисеев, мать моя и сам я,— на их фоне тоже как-то воспринимались скорее позитивно.

Очень много пожеланий на лекции, большой разброс — в диапазоне от Леонида Филатова до Андрея Платонова. Но меня приятно зацепили три вопроса о Льве Толстом. Один вопрос, заданный на форуме: просьба посвятить лекцию его взглядам на искусство, на поэзию в частности. Это интересно. Несмотря на довольно-таки ерническую формулу, в которой задан этот вопрос, мне приятно на эту тему поговорить. Второй — это объяснить его собственные религиозные правила, религиозные принципы, изложенные в основном скучно в сочинениях «В чем моя вера?», «Исповедь» и отчасти в статьях, типа «Благодатная почва», которые он в изобилии писал для «Посредника». Тут тоже есть предмет для разговора. И есть просьба повторить старую лекцию «Анна Каренина» как политический роман».

С чем связан такой интерес к Толстому? Понимаете, мы все-таки очень юбилейное общество. Мы, не имея почти внутриполитических поводов, реагируем на внешние. Вот в этом году 190 лет Толстому — конечно, не 200, но все-таки юбилей круглый. И он заставит о Толстом говорить, хотим мы того или нет. Понимаете, все-таки это же еще и заодно повод лишний раз перечитать «Воскресение» с его до сих пор опасными церковными, точнее, антицерковными главами. Это повод вспомнить «Войну и мир». Это повод поговорить об «Анне Карениной» с разных — не только литературных — позиций.

То есть в этом году, в отличие от Русской революции, Лев Толстой будет радикально переосмыслен. Революция не была, и это понятно — потому что, как говорил Алексей К. Толстой, «ходить бывает склизко по камешкам иным». А вот Толстой — это вроде бы такой предлог вполне цивильный для разговора о русском характере, литературе, истории, способе ведения войны и так далее. Тем более вышла книжка Понасенкова, очень сильно взбаламутившая историческое сообщество. Никак ему не могут простить, что он институционально никак в это сообщество не встроен, не является ни кандидатом, ни даже дипломированным историком. Хотя книга, на мой взгляд, выдающаяся. Есть о чем разговаривать. Поэтому давайте будем наблюдать, как конкурируют три темы о Толстом, если за это время не появится что-то экстраинтересное на почте.

А пока я начинаю отвечать на форумные вопросы, которые в этот раз поражают своим, скажем так, непраздничным, интеллектуально насыщенным содержанием. Вообще меня очень радует, что эти новогодние праздники большинством используются все-таки для повышения собственной читательской, а иногда и писательской квалификации. Нет ощущения какого-то сонного царства, какого-то перманентного жранья и пития. Наоборот… Ну, вот я лекции читаю детские. Там детей приходит очень много. И не сказать, чтобы их загоняли пинками. Они понимают сложные разговоры. У нас там на Ермолаевском вот сейчас лекция о Блоке, о Некрасове, о Пушкине — вот такая триада поэтическая. И удивительное количество детей и взрослых, которым интересно среди каникул на эти темы разговаривать. А поскольку лекции очень сложные, совсем не детские, я поражаюсь тому, что они, в общем, не засыпают, а довольно активно реагируют.