Один

И в мире Полдня абсолютно нет гарантий (я сейчас уже говорю сознательно о мире Полдня), что этот мир тоже в общем неуязвим для фашизма. Если вы помните, у Германа в «Трудно быть богом» на Земле все очень плохо, и поэтому Румата не может вернуться, Антон. Он пытается спастись на этой экспериментальной Арканарской территории, а на Земле все тоже неважно. Так что не следует думать, что добро легко и быстро воспитуемо. Если Останкинская телебашня попадет в умные руки, как вы помните, программа «Взгляд» в течение трех лет воспитывала молодежь и многого добилась, не будем преуменьшать великого значения этой программы — но, как видим, все эти результаты оказались довольно хлипкие.

Я вам больше скажу, человек вообще гораздо быстрее оскотинивается, нежели окультуривается. Дурное дело нехитрое. Поэтому Останкинская башня, попавшая в добрые руки, несомненно, принесет положительный эффект, но этот эффект будет достигаться годами. А, как говорил Маяковский, «что куплено в год, можно в час раскрасть». Это именно так и есть.

«Давайте больше про литературку, про политику у вас мутно получается».

Дорогой мой, ну вот я разберусь, ей-богу, без ваших советов. Я вам больше даже скажу — спасибо вам, конечно, на добром слове, но вот не можете вы судить, что у меня получается лучше и что хуже. Понимаете, просто потому, что судить надо по итогам. А итогом моих очень часто неверных, с вашей точки зрения, слов, является то, что мне удается иногда заронить сомнение. А сомнение, оно более ценно, чем некая абсолютная истина. Сейчас не время абсолютных истин, я много раз об этом говорил.

«Спасибо за новогодний эфир»,— вам также спасибо. «Разъясните, как следует понимать термин «метароман»».

Ну, в моем понимании метароман — это большой цикл, большой корпус сочинений, написанных на один сюжет или объединенных сходными проблемами. Вот в частности, Виктор Ерофеев говорит о русском метаромане Владимира Набокова, который весь ложится на сюжет утраченного рая или, грубо говоря, на историю Земблы из «Бледного огня». Может быть, можно понимать это так. Зембла, помните — это страна далеко на севере, такая земля. А можно понимать метароман как большой романный цикл. Но для меня метароман — это большой корпус сочинений, объединенных одной проблемой и одним метасюжетом.

Тут вопрос о Познере. Мне бы не хотелось комментировать коллег, но вообще поведение Владимира Познера и взгляды его мне не близки, но я отношусь к нему все равно с уважением и интересом. Ну, что там…

«Состоялась ли ваша встреча с Саакашвили?»

К сожалению, нет. У меня был к нему один конкретный вопрос, как он собирается отмечать полтинник. А он его почти никак не отметил. Может быть, в нынешних обстоятельствах лучшее, что мы можем делать — это не отмечать полтинник.

«Как вам «Последний богатырь»?»

Никак. Я посмотрел «Последнего богатыря». Простите, есть вещи, которые выше моих сил. Почему посмотрел — ну потому что мне некуда было деваться, его показывали по телевизору, а я сидел в кафе перед этим телевизором и посмотрел. Девушка очень красивая, эта Людмила Савицкая. Все остальное, по-моему, не подлежит обсуждению.

«При взгляде на историю,— пишет Пастернак,— можно подумать, что идеализм существует только для того, чтобы его отрицали». Как вы относитесь к этой цитате?»

А что хочет сказать Пастернак? Пастернак говорит о Zeitgeist, о духе времени, о гегелевском понимании истории, о том, что сколько бы ни отрицали наличия в истории некоего смысла, сюжета, наглядности, история как раз очень любит наглядность, она поразительно наглядна, особенно в России. И тут происходят почти текстуальные совпадения. В этом смысле да, идеалистическая концепция истории, сколько бы ее ни отрицали, Пастернаку представляется верной, и я с этим солидарен. Понимаете, для меня история хотя и не наука, она слишком зависит от интерпретации, наука — это источниковедение, условно говоря, история слишком лишена предсказательной функции и так далее. Но если рассматривать историю как художественный текст, то мораль этого текста прописана везде большими буквами. Разговоры о том, что история никого не учит, они, на мой взгляд, забавны, потому что история никого не учит только тогда, когда никто не хочет учиться.

«Как вы относитесь к творчеству Михаила Генделева?»

С величайшим уважением, и к Генделеву самому, и к его творчеству, и он мне вообще как-то глубоко симпатичен.

«Страшноватый эфир у вас получается».