Один

уйти за грань земного круга —

скажи, не все ли нам равно,

кто нас отнимет друг у друга?

Жизнь обращается в ничто,

недолгий век почти что прожит.

Остались я, и ты, и то,

что нас однажды уничтожит.

Совершенно грандиозное стихотворение. И мне кажется, что вот таких ощущений как-то раньше у Лукина не было. Он вообще не особенно оптимистичный поэт, но чтобы вот такая нагота отчаяния…

Зверобородый, что твой бизон с косматым зонтом в руке,

Ты был человечеством, Робинзон, на крохотном островке.

Подобно Богу, ты был один, с природою на один.

Никаких тебе середин и сам себе господин.

Хотя, конечно, такого ты и в мыслях-то не держал,

Хватало хворей, и маяты, и страха змеиных жал.

А то бы, знаешь, какой тоской аукнулась эта честь —

Само сознание, что род людской вот собственно ты и есть.

Уплыть бы, думалось, поскорей абы на чем туда,

Где нет ни дебрей, ни дикарей, ни тягостного труда.

Уплыл. И вот джентльмен, не зверь, цивилен, повсюду вхож.

Ты — часть человечества, но теперь не знаешь, зачем живешь.

За окнами отзвук копыт и ног, колес городская прыть,

И ты настолько не одинок, что взять бы да и уплыть!

Ну роскошь же, по-моему!

Ну вот после этого такого безупречного камертона давайте… Да, тут, кстати, сразу прискакивает вопрос: «А не написал ли Лукин новой прозы?» Написал и прислал мне несколько маленьких повестей (это его любимый жанр). Они, по-моему, совершенно классные. И они будут напечатаны в ближайшее время толстой книгой, насколько я понимаю. Если нет — буду их зачитывать вслух.

«Что вы знаете о новом романе Марины и Сережи Дяченко?»

Не больше, чем вы. Я знаю, что он называется «Луч». Я прочел из него первых три абзаца, после которых действительно невозможно от этой книги оторваться. Страшно ее жду. Интервью с Дяченками, где они говорят о будущем романе — очень обтекаемо, как всегда, и таинственно, — вышло у меня в прошлом году. Но они же, понимаете, страшные тихушники и никогда ничего никому не рассказывают. Поэтому подождите февраля — в феврале книга выйдет, по всей вероятности (ну, в марте), и мы с вами сможем этот роман прочитать. Пока, судя по приводимым цитатам, он в лучших традициях: быстро, страшно и совершенно непонятно куда повернет.

«Читаю «Остромова». Какое отношение к содержанию романа имеет баллада Гете «Ученик чародея»?»

Андрей, ну не более чем в любом другом сочинении на тот же бродячий сюжет. Если уж баллада Гете и имеет какое-то отношение к тому, что я сочинял, то вот к этому стихотворению девяносто восьмого года:

Бурно краток, избыточно щедр,

Нищий век, ученик чародея

Вызвал ад из клокочущих недр

И глядит на него, холодея.

Ну, в том смысле, что Серебряный век — ученик чародея. А в «Остромове» просто сама ситуация, что Даня учится у шарлатана и становится полубогом неожиданно, вот эта коллизия меня привлекала. Но параллелей никаких с гетовской балладой здесь нет.

«Как вы считаете, можно ли улучшить родительскую культуру без морального улучшения людей, а просто просвещением в вопросах детской психологии и педагогики?»

Понимаете, большинство учителей, с которыми я разговаривал в разное время, сходились и сходятся на том, что педагогика не наука, вот в диапазоне от матери до Волкова (из таких моих современников), до Шапиро. Мы с разными людьми обсуждали эту проблему, и все пришли к выводу, что прогностическая функция у педагогики отсутствует. Мы не знаем, мы не можем предсказать, что у нас получится. Педагогика — это в руках, как актерское мастерство. Можно научить, как жить с талантом, но передать талант нельзя. Либо вы умеете разговаривать с людьми, либо нет; либо они вас любят, либо нет; либо вам с ними интересно, либо неинтересно. Вот и все.