Читаем Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 полностью

И кажется великолепной тьма,


Когда в нее ты входишь светлой тенью.



Мне от любви покоя не найти.


И днем и ночью — я всегда в пути.



( перевод С. Маршака )

Обязательства, связанные с родителями, женой и ее семьей, дочерьми, а также другие дела влекли Шекспира в Стратфорд. Однако, если 50-й сонет рассматривать как личное свидетельство, то путешествие домой, возможно, время от времени вызывало у поэта смешанные чувства, так как разлучало его с тем, с кем его связывали в Лондоне очень близкие отношения:

Как тяжело, как худо мне в пути!


Ужели еду я, чтоб на чужбине


Мне к выводу печальному прийти:


«Вот столько между нами миль отныне»?



И конь мой не торопится пока,


Влача меня и все мои печали, —


Как будто чует мысли седока,


Мол, чем оно проворнее, тем дале.



Пришпориваю своего коня —


Стеная, он сбивается на шаге.


Но этот стон больнее для меня,


Чем шпор моих удары для бедняги.



И этот стон овладевает мной:


Грусть — впереди, а радость — за спиной.



( перевод С. Степанова )

Покинув Лондон, Шекспир проезжал (хотя доподлинно это не известно) предместье Холборн, Церковь святого Эгидия, минуя виселицы Тайберна, двигался через приход Ханвел к Норткоту. Дорога вела его к болотам Хиллингдона через Аксбридж к Бакингемширу. Проехав Коли и Биконсфилд, он прибывал в Хай Уиком, в 25 милях от Лондона, неплохое местечко для ночлега. Если бы его путешествие пришлось на конец лета, он бы увидел на дорогах солдат, возвращавшихся домой с войны и спешащих к своим несжатым полям — теперь, когда угроза, исходящая от Непобедимой армады, осталась далеко позади. Возможно, ему встретились бы и те, кто возвращались из Ирландии, — раненые и дезертиры. Решение Шекспира переодеть Розалинду в солдатское платье по пути в Арден, по всей вероятности, казалось зрителям весьма уместным.

Но прежде всего, он увидел бы фермеров, собирающих в полях урожай. Возможно, как и немец Пауль Хенцнер, путешествовавший по Англии в это же время года в 1598-м, Шекспир был свидетелем популярного языческого «праздника урожая», когда фермеры венчали «последний сноп зерна… цветами, представляя себе фигуру в богатом убранстве, которая для них, возможно, символизировала Цереру; так они передвигались с места на место, в то время как мужчины и женщины, слуги и служанки, разъезжая по улицам в тележках, кричали во весь голос всю дорогу до амбара». В богатой аграрной стране, по которой верхом на лошади скакал Шекспир, возможно, ему бы встретилась лишь пара праздных рук.

Следующий этап путешествия занимал 20 миль — через Стокенчёрч, Астон Ровант, Тетсуорт и Уитли дорога вела в Оксфорд. Из-за финансовых трудностей семьи Шекспир, в отличие от своих школьных товарищей, лишился возможности обучаться в университете; сделать карьеру в Оксфорде ему было не суждено. Как правило, Шекспир останавливался в Оксфорде в «Таверне королевы». Ее владелец — отец Уильяма Давенанта, впоследствии известного английского драматурга. С течением времени история обросла слухами — поговаривали, что Шекспир останавливался здесь из-за любовной связи с женой Давенанта, женщиной удивительной красоты, и сам Уильям Давенант не стесняясь заявлял, что «он счастлив считаться незаконным сыном Шекспира».

Конечный этап пути, самый длинный, длиной в 40 миль, вел Шекспира из Оксфорда — через Уолверкоут и Бегброк — в королевский заповедник Вудсток, где он, возможно, останавливался, чтобы посетить комнаты, в которых Елизавета, под строгим надзором в ожидании своей участи и задолго до коронации, набросала угольком на оконном ставне стихотворение, которое в 1598 году прочитал и расшифровал Пауль Хенцнер:

Твоя извечная обманчивость, Фортуна,


смятенье вносит в растревоженный мой ум.


Так будь свидетелем: тюремный этот свод


не что иное, как судьбы прискорбный поворот…



Елизавета, узница ( перевод А. Бурыкина )

Эта история волновала воображение; жаль, что подробности жизни царственной особы были неизвестны драматургу, который мог бы написать об этом так талантливо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное