Один Христос. Два христианства

Однако католическая Церковь постепенно забыла о нумерической идентичности каждой совершаемой мессы с той, что была единожды совершена Христом. Не случайно в ней можно нередко услышать, что совершая литургию священник действует «in persona Christi», то есть «от лица Христа». Принимая эту формулу, православные Церкви понимают ее иначе. Для латинян оно означает, что Христос в таинстве рукоположения передал священнику все свои полномочия, и тот может освятить облатку так же, как сделал бы это Христос. В то время как с точки зрения православных, во время освящения святых Даров в лице священника действует сам Христос. Православное понимание, в отличие от западного, подчеркивает нумерическое единство Тела. Мы можем привести тому немало примеров из текстов самых разных эпох. Вот один из них. Из слов евхаристического канона «Творите сие в мое воспоминание» некоторые восточные богословы сделали вывод, что во время совершения литургии Христос каждый раз обновляет свою жертву посредством священника. Константинопольский Собор 1157 г. осудил это мнение, аргументируя тем, что оно наводит на «мысль, будто речь идет о другой жертве, а не той, что была принесена изначала».[194]

Католическая интерпретация слов «in persona Christi» предполагает, напротив, что на каждой мессе жертва приносится заново. Представление о нумерическом единстве каждой совершаемой мессы с той единственной, что была совершена Христом изначально, оказалось утрачено. Я не единственный, кто обратил на это внимание. Вот что говорит истинный знаток литургии о. Луи Буйе: «Здесь ключ к пониманию литургии, потерянный постепенно уже в европейском средневековье. Эпоха барокко утратила о нем память настолько прочно, что занимала ее в литургии лишь внешняя оболочка. И по мере того, как оболочка эта украшалась и перегружалась деталями, внутренняя реальность все больше забывалась».[195]

А ведь речь идет о вопросе первостепенной важности. Здесь, как всегда, богословские заблуждения оборачиваются конкретными последствиями. Именно в заблуждении, о котором мы говорим, лежат корни раскола между католиками и протестантами. Протестанты, следуя Св. Павлу, были убеждены, что во спасение человечества была принесена всего одна жертва – жертва, раз и навсегда предложенная за нас Христом. «Так и Христос, – говорит нам апостол Павел, – однажды принес себя в жертву… По сей-то воле освящены мы единократным принесением Тела Иисуса Христа. И всякий священник ежедневно стоит в служении и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принесши одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога…»[196] Ту же мысль, в форме не менее категоричной, находим мы и в Послании к Римлянам (5.15 и 18-19). Для протестантов вывод отсюда ясен: наше спасение совершено раз и навсегда путем жертвы, единожды принесенной за нас Иисусом Христом.

Католики, напротив, не сомневались в том, что Евхаристия является таинством. В этом отношении различные богословы первых веков христианства были между собой согласны. Замечательно, что нашелся протестант, который после внимательного изучения текстов нашел в себе смелость это признать. Сделал это Жан Ваттевиль в работе, вышедшей с предисловием другого известного протестантского богослова, пастора Марка Бёнера.[197] Но признав это, Ваттевиль одновременно обнаружил, что для отцов Церкви каждая совершаемая Евхаристия была не новой очередной жертвой, но все той же единой жертвой, принесенной за нас Христом по ту сторону пространства и времени: «Голгофское жертвоприношение, – пишет Жан Ваттевиль, – неповторимо; в сакраментальном, одновременно мистическом и реальном жертвоприношении Тайной Вечери вновь и вновь проигрывается и актуализируется кровавая, исторически реальная драма, разыгравшаяся на Лысой горе».

И католики, и протестанты по-своему правы. Но когда в эпоху барокко категория сакрального времени, времени по ту сторону времени, оказалась теми и другими, как констатирует о. Буйе, утрачена, оставалось лишь выбирать между верностью Писанию и верностью Преданию. Протестанты выбрали первое, католики предпочли второе. Разрыв между ними стал неизбежен.

Православным же, сохранившим представление о времени по ту сторону времени, не пришлось делать такого выбора. И опустошавшие Европу религиозные войны между католиками и протестантами благополучно обошли их стороной…

Тот факт, что Евхаристическое таинство времени не причастно, явствует из единственной Евхаристии, совершенной самим Христом в Великий Четверг. Еще не умерший и, разумеется, не воскресший, он совершает, тем не менее, таинство своей смерти и своего Воскресения. Время здесь идет не в счет. Другие многочисленные иллюстрации этому вы найдете в моей работе «Чтобы человек…», с. 108–119.