Один удар

— Трусливой? — фыркнул презрительно Тахиб — Вы в своем уме?

— Лунной, — мягко пояснил регент и, тяжко вздохнув, обернулся к ошеломленному брату — Киран, я боюсь, что недоразумение и правда имеет место быть, — слегка замявшись, аккуратно начал было он.

— Недоразумение?! То есть…

— Их Императорские Величества обеспокоены судьбой не совсем той принцессы, о которой подумал ты.

— Никай… — медленно пламенея взглядом и рвано дыша, начал подниматься с места король.

Но в этот момент двери зала очередной раз широко распахнулись и напряженный воздух собрания треснул под зычным восклицанием церемониймейстера:

— Ее Императорское Высочество, наследница Второго Лика Империи Сильфер, принцесса Лорелея соль Тахиб!

...

Голубой газ чужого платья, благосклонно одолженного мне сестрой, колыхался туманом у моих ног. Искрилась в свете любопытных светлячков мелкая россыпь алмазной крошки, щедро рассыпанная по краю глубокого лифа. Отблески острых граней жадно ловили каждый луч, яркими бликами разбрызгивая его по моим бледным щекам, обнаженным плечам, темному шелку распущенных волос… и непроглядной черноте пудовых перьев, трепещущих тяжелым плащом за моей спиной.

Каждый мой шаг был встречен глубоким поклоном дернийцев и слаженным падением на колено сильфов императорской делегации. Шорох невесомой ткани и слабый перезвон массивного колье из битого хрусталя оказались достойным сопровождением моему отчаянно медленному шествию вдоль длинного прохода, расколовшего ошеломленное живое море удивленных придворных Нетленного и спокойное внимание подданных Сильфер.

Гордо вскинутый подбородок, излишне ровная, словно на прогиб расправленная спина и выражение холодного бесстрастия на слегка бледном лице. Ни одного взгляда на замершего в немом удивлении Кирана и застывшего в обреченном смирении Никая. Ни одного движения брови, способного передать хоть какие-то эмоции, помимо царственного спокойствия и благостного безразличия. Ни одного слова или жеста. Лишь медленный шаг и упругое подрагивание приопущенных на подобие тяжелого плаща, сложенных трехметровых крыльев.

О, знали бы ошарашено взирающие на меня с постамента правители Дернии, какими усилиями мне все это далось!

Дыхание, безжалостно краденное каждой попыткой вздоха в тугой шнуровке чрезмерно затянутого лифа легко придавало лицу и бесстрастность, и легкую бледность. Но ослабь я шнуровку хоть на миллиметр, и изящное платье, пошитое с учетом весьма аппетитных форм моей сестрички, и напрочь лишенное даже намека на рукава или лямки, просто упало бы к моим ногам экстравагантной кучей тряпья.

Отчаянные попытки не запутаться ногами в длинном, колышущемся подоле отлично помогали сосредоточиться на каждом шаге, вытесняя из головы панику и жалкие мысли и побеге. Какой побег, когда я на первом же шаге просто стреножу саму себя и покачусь жалкой сосиской на потеху удивленной публике!

А нереально тяжелые крылья за спиной? Нет, конечно они держали осанку поистине королевской. Но вряд ли кто-то из присутствующих, глядя на отстраненно-холодное выражение моего лица сейчас догадывался, что в моем мозгу бьется вовсе не мысль о моем непомерном величии и успехе моей отчаянной авантюры, а полные скорби и слез стоны боли и отчаяния. «Мать твою, я сейчас позорнейшим образом навернусь нафиг прямо под ноги четырем монархам!» — истерично верещали внутри меня и штатный редактор, успевший подать в отставку по профнепригодности, и возрожденная постепенно возвращающейся памятью принцесса с кучей фобий и комплексов — «А-ааа! Какие же они тяжелые, эти долбанные крылья! Меня же сейчас на спину завалит! Буду валяться на этом чертовом ковре и дрыгать лапками, как перевернутый жучок! Да как же вас теперь обратно-то спрятать, огрызки вы в перьях?!»

Между тем, в рядах замерших на возвышении правителей раздался резкий, облегченный вздох.

— Лорелея! — с непередаваемым коктейлем гордости, радости и обещания гильотины в своем голосе, воскликнул Император Тахиб и поправ все нормы этикета самолично вышел мне на встречу.

— Отец, — величаво и покорно обронила я, грациозно опадая вниз и прикладывая к сердцу ладонь, чтобы тотчас выдвинуть ее же вперед жестом, олицетворяющем дарение сердца своему властителю.