Одиннадцатый дневник

Один лишь Бог, лишь Бог один —
творец текущего кошмара,
недаром в слове «карантин»
так очевидно слово «кара».

* * *

Поскольку в нас родит порнуха
воспоминанья юных дней,
порнуха – чистый праздник духа,
и блуда вовсе нету в ней.

* * *

В истории случаются развилки —
два разных возникают направления,
но тут и вылезают из копилки
исконные народные стремления.

* * *

Теперь, когда уже я сильно стар,
открылась мне спасительная истина;
я источаю винный перегар,
соседями вдыхаемый завистливо.

* * *

Ещё до сих пор не постигла наука
печали, незримой для глаз:
энергия жизни – вот подлая сука —
с годами уходит из нас.

* * *

Век меня особо не карал,
ни за что на жизнь я не в обиде;
было то, что просто презирал,
не было того, что ненавидел.

* * *

Повсюду сейчас удивительно
удачлива разная нечисть,
и детям весьма затруднительно
расти, об неё не калечась.

* * *

Не знаю, в чём тут закавыка,
и предъявлю кому я иск,
но вместо пламенного рыка
я издаю гунявый писк.

* * *

Неправы те в пустых суждениях,
кто хмурит рожу идиотскую
и в сексуальных наслаждениях
забаву видит только плотскую.

* * *

Есть немало смыслов у науки,
целей, направлений и идей;
в частности – спасение от скуки
множества талантливых людей.

* * *

Мир пострадает не чрезмерно:
уйдёт зараза в погашение,
и будней тягостная скверна
возобновит своё кишение.
Умерших жалко.

* * *

Я достаточно старый уже,
только мне до сих пор интересно:
совесть наша гнездится в душе,
где гнездится душа – неизвестно.

* * *

Это вряд ли объясняют доктора,
тут бессильны все учёные и маги:
почему при виде писчего пера
я немедленно ищу листок бумаги?

* * *

Мы все умрём, и это ясно
всем, кто гуляет на дворе,
но говорить, что жизнь прекрасна —
нельзя лежащим на одре.

* * *

С утра я радуюсь, что жив,
что нет о прошлом сожаления;
заботы на хер отложив,
я погружаюсь в размышления.

* * *

Убийцы живут ещё. Мир их забыл,
и каждый укрылся, как мог;
на множестве братских безвестных могил
сохранны следы их сапог.

* * *

Не заглядывай в себя глубоко —
не случайно у всего есть граница:
там такое обнаружить легко,
что потянет и рыдать, и напиться.

* * *

Я – графоман. Я болен зудом
дать волю рифмам наплывающим;
и это мой ответ паскудам,
меня за это осуждающим.

* * *

Мы разным делом зажжены,
нам не нужны совет и критика:
семейный разум – у жены,
на мне лежит геополитика.

* * *

Что совесть, справедливость и мораль
изрядно в нашем веке полиняли —
заметно всем. Чего немного жаль,
поскольку восстановятся едва ли.

* * *

Как пух легко слетает с тополей,
ушёл ещё один в извечный путь;
остался мне он должен пять рублей,
его я мог бы лучше помянуть.

* * *