Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

2.6.78. Сегодня пушкинская конференция. Затем пошел с Николаем Алексеевичем Раевским[748] к нему в гостиницу на Халтурина. Шли – как он захотел – по Миллионной. Затем я пытался ему объяснить свою работу. Он лежал на кровати (болеет колитом, в этот день болезнь брала свое), а я рассказывал о Полетике[749]. Оказалось, он принял, или сделал вид, что принимает версию.

Наверное, я его перебивал, а надо было слушать.

И все же – рассказал байку. В тюрьме, где он отбывал срок, сидел с сыном Гарина-Михайловского[750], который рассказал, что в Швейцарии в 1940 году встретил даму, графиню Жорж де Сурдон, за табльдотом[751], она ему сказала, что она дочь Дантеса от второго брака.

Михайловский спросил:

– А что, ваш отец жил с Полетикой?

– Какое сомнение! Отец этого не скрывал.

…Н. А. Раевский 1894 года. В 1914 году был офицером, потом студентом, потом опять офицером. Артиллерист. Затем биолог. Занимался бабочками. Был знаком с Набоковым, который тоже жил в Чехословакии (уехал из Германии, его жена еврейка). В тридцатом году защитил докторскую степень, а пушкинская страсть началась у него после прочтения писем Пушкина в двухтомнике Модзалевского[752]. Сейчас пишет книгу о войне и Пушкине[753].

24.6.78. В Доме – Наташа Долинина после инсульта. Чуть благодушна и нервна одновременно. Она не помнит многих слов, речь прерывиста. Подарила мне книгу. Я попросил надписать. Сказала: «Не могу», развела руками, а когда я сказал: «Поставь букву „Я“, рассмеялась.

27.6.78. Был у Бурсова, говорили о Пушкинском доме. Его директору, проф. Бушмину, положили на стол записку, что он будет убит, если не перестанет общаться с иудеями.

Бурсов заплакал:

– Какой стыд! Какой стыд!

26.8.78. Долго расхаживал с Елизаром Мальцевым[754] – очень толковым человеком и хорошим, вероятно, писателем. Говорили об Америке, в которой он был в 69‐м и 78‐м годах… Мальцев был у сестры, дочери его отца, бывшего деникинца, попавшего в 17‐м году в США. Отец женился на молоканке, дочь-сестра (мать еще жива) преподает музыку и пение в школе.

Поездка удивительна тем, что М. видел страну изнутри. При огромном жизненном уровне в доме сестры нет ни одной книги, понимание нашей жизни ничтожно.

– А ты, брат, можешь получить много денег?

– Да, гонорар.

– А ты можешь купить ресторан?

Он пытался говорить о писателях. Кого из своих они знают? Фолкнер? Стейнбек? Никого. Тем более – писателей мира.

– Вот нашего учителя по литературе нет. Он знает.

В городе он был на бирже. Это нечто вроде сберкассы, где три человека выдают пособие. А весь стенд оклеен: «Требуется». Нужны рабочие на лесоповале. Америке (вот так!) нужна рабочая сила.

Проблема негров, как я сам видел, первейшая. Девочка едет в автобусе, положив ноги на переднее сиденье. Старухи стоят. Мальцев хотел возмутиться. Тсс! Это спичка. Сделаете ей замечание, она поднимет скандал, спровоцирует драку, и тогда шофер-негр остановит машину – и волна разбоя пройдет по этой улице.

…Говоря о нашей псевдоинтеллигентности, я сказал, что нужно сожалеть, что по сравнению с вершинами духа девятнадцатого века, давшего высокую культуру, мы резко измельчали. Американцы и не были значительны, они – в массе своей – делают дело. Учитывают все, строят, духовная жизнь не очень-то им важна…

Мальцев поражался, что городок, который торгует секвойей, имеющий сорок – пятьдесят тысяч жителей, живет точной экономической жизнью. Арбузы есть весь год, и американцы точно знают – сколько нужно арбузов каждый месяц этому городу…

30.8.78. Сегодня Нилин сказал, что мы все напряженно следим за партией Корчного и Карпова, а в это время китайцы, Хуа Гофен, ведут переговоры с Югославией, Японией и Румынией. Эта игра пострашнее.

20.1.79. Жанна Браун[755] сказала: «Я не читаю писем Пушкина к жене, так как не хочу вмешиваться в чужую жизнь».

10.9.79. Умерла Наташа Долинина, были похороны и много-много теплых слов. Ее друг профессор Качурин[756] вспоминал ее искрометное выступление в институте. Кто-то сказал: «Так что, преподавать литературу – как Бог пошлет?» – «Да, – сказала Наташа, – если он вам пошлет».

А вообще я очень грустно смотрел за всем этим действом, просили выступить, но я молчал. У меня были сложные отношения с ней, но я не имел права обижаться, она делала мне и очень много хорошего. Она первая принесла мою рукопись в издательство, ей я клялся в любви и уважении, даже когда-то обещал быть достойным ее. Потом это порушилось… И уже никогда мы так и не смогли склеить треснувший черепок. А жаль! Очень жаль, это мой золотой актив… Разве я не мог за эти годы быть у нее хоть когда-либо, помогать ей, больной. Нет, не сделал, жалею очень.

5.11.79. Абрамова пригласили в ЦК после Америки, он спросил:

– Как это случилось, что мы отстали на целую историческую эпоху?

Его «умные» люди спрашивают:

– Зачем ты там об этом говорил?

Он:

– А где же еще?