Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

2.9.86. Дубулты. Опять Елизар Мальцев – человек живой, активный и интересный. Волнуется за сегодняшние события, боится, что Горбачеву не удержаться, будто бы он сказал, что бюрократический аппарат держит свои позиции, мы не можем сдвинуться ни на шаг. И что положение в стране настолько серьезно, что вопрос кто – кого стоит крайне остро. Елизар считает – этот год решающий, у Горбачева нет единства. Горбачев сказал: «Мы много спорим на Политбюро».

Говорили о Маркове[824], как о человеке, который сыграл на съезде писателей больного – и выиграл все. Карпова[825] не уважает, считает, что тот подмят Марковым. Слаб. Не очень умен. Типичная середина… И трус. Снес роман Дудинцева[826] в ГБ – там его зарезали. Взял под защиту Иванова Анат.[827], который требовал нового постановления по литературе, такого как Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград».

Да, еще о лидере: «Там очень надеются, что бюрократический аппарат у нас победит. И это опасность серьезнейшая». «Они сломали Хрущева – сломают и Вас».

Говорит о Лигачеве как о лидере конфронтирующем. Я не верю. Без второго не могло быть победы первого.

6.9.86. Бродил с Галиной Васильевной Дробот[828]. Впечатление милое, тоже сказала, что Михаил Сергеевич Горбачев говорил: «Идут письма, угрожают смертью». Тревога, что все намеченное скоро кончится, не проходит у каждого.

Из самого любопытного: роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», написанный около десяти лет назад, принят «Дружбой народов». Даст Бог, что это антисталинское произведение выйдет.

Итак, Дудинцев, Рыбаков, Бек[829] – три мощных кита, очень серьезный поворот во всей жизни.

21.9.86. Эти дни следим за поездкой Горбачева. Какие-то действительно обнадеживающие перемены, начинаешь верить, что он хочет демократии – остро, честно, резко, так что захватывает дух. Сегодня ожидают американский фильм «Бывшие» – об эмигрантах-евреях. Если не вырезали все – должно быть любопытно. И опять думаешь о словах Горбачева писателям: «Аппарат сломал шею Хрущеву, надеются, что аппарат сломает шею и мне. Но мы не допустим». Да, интересно стало жить, посмотрим – надолго ли и прочно ли это.

28.9.86. Когда-то Тушинский Михаил Дмитриевич[830] говорил нам: «Лечить нужно упорно, а не упрямо».

Мы лечим упрямо и тупо. Лекарство не помогало, но общество отметало возможность своей ошибки и увеличивало дозу… А так как гласности не было, то винить можно было аптекаря, больного, но не врача. Теперь вроде бы приоткрываются глаза на лечение. И оказывается, что главный врач, от имени которого действовали врачи-лечебники, таких рецептов не рекомендовал и, тем более, их не выписывал.

Значит, лечимся. Теперь от самоотравления, от самоубийства.

28.2.87. Из других московских событий – вечер Битова.

…Битов на вопрос о крестных отцах сказал, что их у него не было, но были «крестные братья». Мы, как ни странно, были почвенниками, а наши визави были тоньше, образованнее, их средой была Ахматова, а как важно быть в среде! Эти люди где кто, но Бродский далече (впрочем, имя не назвал, а дал понять). (Более поздняя приписка: «В июне 1987 года назвал Бродского в интервью в ЛГ, жизнь резко продвинулась вперед. И вдруг… получил орден к 50-летию».)

На вопрос о преодолении недостатков ответил, что это дело пустое – бороться с ними. Это как писать план с понедельника новую жизнь начинать… Вспоминал «Жизнь Арсеньева». А я не читал, это ужасно!

Было приятно, что он вспомнил Голландию[831]. Культура не уходит. Он заглянул в какое-то окошко обычной мещанской семьи и был поражен уровнем красоты.

– А нужно ли общаться с читателем?

– Думаю, не нужно. Вдруг читатель пишет или замуж хочет? Так чаще всего бывает.

О позитивной идее. Нет, она нас никуда не выведет, скорее – заведет. Выведет сама жизнь.

Говорил о гласности, сказал, что гласность – это человечность…

«Пушкин для меня целое, это единство судьбы и литературы». Союза «и» нет для него. Человек и природа, тут противопоставление, а не соединение. А земной шар – это организм. У Пушкина не было «и», он единство. Нация ему благодарна за секрет целостности.

О Бондареве[832]: «У него неудач не бывает. Это его основная неудача».

Роман – редкость. Русский роман – огромный поступок. Это «Чевенгур», «Петербург». «Отстрел темы» – лицензионное право на роман.

Заграничная поездка – это вид образования. Увидел девушку, которая рыдала в грузовике, рядом шофер, это в Испании, – значит, тоже боль, жизнь. Это нужно видеть, понять.