Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

7.3.67. «Длинной, длинной ночью» – мой рассказ, это и взгляд в себя, и память случая. И тут я сразу испытал память литературы. Всколыхнулись все: и главный врач, и какие-то сексоты. Трагична жизнь! Каждый в России считает себя цензором. Давно сказал Хрущ о Пастернаке[940]. Нет уже первого и еще больше стал второй, а в медицинской организации, где я служу, дебатируется вопрос: «Имел ли я право так написать о нем (осужденном за антипартийную деятельность)»[941].

А я – слабая личность. Храбрюсь, возмущаюсь, а сам все делаю супротив себя, наговариваю глупостей еще больше. Вот типичный неврастеник и бесхребетник.

4.5.67. Вчера поглядел три пьесы Славомира Мрожека[942] – польского писателя: «Кароль», «Стриптиз» и «На плоту». Условный, а вернее – философский театр. Впечатление огромное. И сатира, и публицистика…

Сейчас для нас есть единственный путь – дать людям очки, показать их изнутри, показать, как грустна и сложна жизнь. Дальше идти вглубь, открывать личность. К Чехову, к Бунину – это вечно. А если можно будет как Мрожек – ради бога. Кто умеет – это великолепно.

14.5.67. Прочел «Траву забвения» Катаева. Хотел иногда прерваться, сесть за дневник. То хорошо до тоски в сердце, то длинно и красиво. Он в старости стал изысканным стилистом, и в этом, мне кажется, тоже доля мовизма[943] – плохого писания. Куда ближе мне Пастернак со своим последним: писать, не думая о стиле, как Толстой[944].

Рассказ мой о Пушкине неожиданно сошелся с его размышлениями о том, что вся поэзия в России идет из одного лица, от одного поэта[945].

Вроде бы одна мысль. У него тихая, едва заметная в ткани повествования, у меня – как удар.

Образы Бунина и Маяковского. О первом так мало читал, но здесь все же не лучше, чем у Симонова, где Бунин более точный и более трагический[946].

А Маяковский? И опять стык с моими мыслями о смерти, о неудачливости. Это в чем-то новый Маяковский, уже делающий купюры внутри своих вещей, уже отказывающийся от лучших свои строчек «официально» («я пройду стороной / как проходит косой дождь»), испуганный левой критикой, читающий Оптимистенко без украинского говора, так как его успели обвинить в антиукраинизме (или что-то подобное), наконец порвавший с ЛЕФом, а теперь ищущий поддержки, вступивший в РАПП, но понимающий, что это пустота, ничто, вывеска и пр.

Вот где критерий самоубийства – во внутреннем сломе, в незнании, «что делать», в сшибке вер, одна – в революцию, служба ей, а другая – обязанность как-то служить не так, а иначе, как кто-то хочет в ГОРЛИТе[947].

Трагедия истинная – и отчего Катаев, сказав «а», дальше промолчал? Хотя, может быть, это и есть ГОРЛИТ.

Теперь о себе.

Мысли о возрасте, о своем «я» – часто в унынии. Лет-то, лет-то сколько! И сорок не за горами. А они – эти уже в тридцать были глыбы!

Да и что я сделал настоящего? Почти ноль. Несколько вполне удовлетворительных (и только) рассказов. Кто я такой во тьме мироздания? Никто. И какие-то люди даже присмотреться не хотят, уверенные заранее, что ты не можешь! А ты ведь можешь кое-что – хотя и мало.

Не честолюбие во мне, а страх, что так и не напишу того, что будет чем-то важным, без чего нельзя хоть кому-то.

30.6.67. Сегодня Борис Раевский принес рассказ о партработнике. Он осуждает, но характера и образа нет.

А написать можно здорово. Должна быть домработница с высшим образованием (типа Татьяны Васильевны[948] – «гарнир» вместо «гарнитура», «какой вы гуманный» – вместо «томный» и пр.)

Она очень добра, хорошая мать, но уровень ее понимания ужасно низок. Трудная сшибка со временем.

…А вообще есть о чем подумать. Все возвращаюсь к вопросам религии и государства. Думаю об ошибке, которая когда-то была сделана Лениным, – однопартийность. Все беды отсюда. Нет контроля.

Как же может возникнуть государство, если философия не разработала теорию личности? Я о марксизме. Разработана лишь экономическая линия, а люди… Государство нужно строить вместе с психологами, одних экономистов недостаточно.

9.7.67. Сюжет: собака очень доверяет людям, она жила у замечательной женщины, к ней приходила сердобольная старушка-врач. К врачам, к белым халатам, она относится уважительно. Но вот умирает старушка – и собака оказывается в институте, где все так пахнут (кстати, она может жить у врача-пенсионера). В институте ее режут, колят, собирают анализы, а затем отправляют на убой. Она умирает, мечтая увидеть своего хозяина… Она любит его до смерти. «Значит, так нужно. Какое счастье, что он здесь».

Деталь для рассказа: нравится женщина молодому человеку. Но когда он узнает, что она старше, то вянет, уходит от нее. Какая-то трусость, а у них было душевное единство.

6.8.67. Сюжет – сумасшедший приходит на трамвайное кольцо и отправляет трамваи. Ставит печати, дает путевки, оформляет их. Нервничает. Потом идет в столовую. Он демократичен. И все с ним на полном серьезе.

Но вот пришел новичок и не подчинился ему, даже насмеялся. Он плачет, как ребенок.