Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

8.9.75. Сюжет рассказа. Чиновник из Минздрава едет проверять область. Встречают по высшему разряду. Везут на рыбалку – рыба уже наловлена, ящик водки и коньяка.

Район хороший, и он, боясь повторения пьянки, уезжает в областной город.

В поезде однокурсник, астматик, для которого – все сволочи.

Одна жена его обобрала, изменила ему – разошелся.

Вторая – куркулиха. «Вижу – глупею, братец. Разве такой был – ничего не читаю». И опять выхода нет.

Третья – вроде бы ничего. Пока.

– А ты?

– Нет, я к сестре… Я не начальник.

– Жаль. Я бы пожаловался…

Чиновник не сознается, что он что-то может. Он уже связан по рукам и ногам.

На вокзале чиновника ждет машина.

– Давай подвезу?

– Нет, мне нужно купить детям.

– Каким это детям?

– Ее ребятам. Маленькие они. А муж у нее – сволочь. Пил страшно… Ты никого не знаешь в министерстве?

– Нет.

– Жаль. Так ехать, боюсь, впустую. А то я бы съездил. Я бы им, сволочам, дал!.. Статистика!.. – он захлопнул дверцу и помахал приятелю рукой. – Может, и съезжу еще. Вот только…

Машина взревела, и голоса Кострова Чухин так и не услышал[1005].

…Все откладываю рассказы, а пишу херню. Прости меня, Господи, и за это.

2.1.76. Все же хорошо, что я смог написать договорную вещь так, что журнал, заключивший со мной договор, ее не берет. Значит, вывернулся, сделал серьезно, не пустячок – виват, Ласкин!

8.4.76. Что-то гремит по крыше – жду литературных чертей. Такое ощущение, что началась полоса черного цвета. Вчера Акимов[1006] – критик, которому я дарил в суете книгу, – обвинил меня в схематизме. Цель – Прохоренко-человек-идея[1007] – стала упреком: он, Акимов, разгадал, мол, его.

А защищаться глупо, дураком себя выставлять.

И все же главное ощущение, что начинается, грядет что-то худое, что может принести моей судьбе урон.

12.4.76. Бродили с Фредом по городу, проходили Воинова, его дом, где арестовали его отца. В окнах какие-то люди, телевизор – они никогда, возможно, не узнают, что живут на чужом, рухнувшем месте. Какое-то столкновение эпох.

6.5.76. Вчера погиб Миша[1008]. Десять дней он был без сознания после автомобильной аварии – и вот страшный финал.

Как много осознаешь после смерти, как много хочется исправить, извиниться перед ним. Маленькие, но такие больные уколы мы делали друг другу, и я, подозреваю, колол его больше, ибо семья для него, брат были частью его самого.

Он страдал, что брат, я, уходит от него, не поддается его влиянию, что Оля где-то оказалась сильнее, держит меня в силовом своем кольце. Два похожих человека – он и Оля – особенно не ладили, и он все валил на нее.

Ах, как больно думать об этом, писать я не мог все время, да и теперь не могу.

Папа, папа, ты пригласил к себе самого сильного – опору дома, опору мамы – я не смогу ей заменить Мишу, слишком разные мы с ним люди.

Господи! Помоги мне быть хорошим сыном. Пока я не был сыном и братом, я рвался вверх, добивался своего, утверждался и ничего не замечал. Господи! Я молю тебя – дай мне выполнить свой долг, не заставь меня позже так же больно раскаиваться. Я плачу, Господи!

24.5.76. Ах, как замыкается круг. Остались двое – мама и я. И, главное, что я для нее – это мало. Ей бы Мишу на старость, он был ей опора, сила, сын с большой буквы, а я… Ольга суетлива, нервна, как Мотька, наша собака. И маме трудно с ней будет, все не так, не так, как ей бы хотелось.

Вот уже вчера что-то не получилось, а я между этим – этакий Лука-утешитель.

Как же мне быть, Господи! Папа?! Зачем нужно было именно Мишу – первым?..

Может быть, папа, ты не оставишь нас, хотя силы у тебя ослабели, я это чувствую.

18.1.77. В «Неделе» набрана «Полетика»[1009]. Молюсь, чтобы не слетела. Как приятно читать. Это, м. б., главная моя публикация в жизни. И все же не верю. Андроников[1010] и Илья Фейнберг[1011] читают. Что они скажут? Выступят против? Или согласятся и дадут добро на версию? Волнуюсь. Слова, с которыми Авдей[1012] показал «Полетику», – мол, невероятно все, но вы почитайте. Н. Эйдельман сказал – нужно и можно печатать как версию.

19.1.77. Возвращаюсь, и вдруг в финале становится ясно, что зря ездил, пустое дело, нельзя было доверяться эмоциям… «Полетика» была набрана, а Андроникову они послали при мне, м. б., я ускорил ответ.

Говорил Андроников при мне – я на параллельном проводе. Говорил глухо, тихо и, пожалуй, зло. Смысл – он уверен, что письмо Дантеса относится к Наталье Николаевне. Именно она любила Дантеса. Автор сбивает людей с толку, уводит в адюльтер…

Все это очень для меня грустно. И остается лишь, как говорил Вася[1013], тихо уповать на Бога в этих жутких игрищах судьбы.

10.2.77. …Я был у гадалки… Гадалка гадала мне особо, это был подарок одесситов. Сказала о раздвоении, о том, что я – человек счастливый, деньги и дороги идут ко мне. И еще сказала о какой-то болезни Сашки осенью, а потом о беде в марте 78-го[1014].

Сказала, что умру я на Пасху, все мне простится и воздастся[1015].