Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

14.5.93. Только что проводил Наташу Иванову (Нат. Бор.)[426] – замечательного и очень умного человека, зам. главного редактора журнала «Знамя», критика. Как обычно, больше говорил я… Я рассказал ей о романе – сказал, что это сюжет «Обмена»[427] – она это мгновенно усекла и очень поддержала.

…Пожалуй, самое приятное, что она очень чувствует живопись – мгновенно схватывает все. Многое знает и понимает. Это редчайшее качество – кроме музейщиков, такие гости редкость.

О Союзе сказала, что это собрание самозванцев… Назначили себя на престол и правят… Таков и Хасбулатов[428], но на другом уровне.

…Самозванством в России занимался Эйдельман[429], это его волновало, но масштаб нынче стал грандиознее.

15.6.93. Сегодня была в Союзе встреча с Морисом Дрюоном. Жалею, что не взял его книги, не подписал…

Было много глупостей. Оказалось, что Союз писателей никому не нужен, это беспомощная, безденежная организация – пустяк. Но Дрюон мне понравился.

Из того, что запомнилось.

Дрюон сказал:

– В России – если глядеть с Запада – синдром шизофрении, двоемыслия. С одной – новоизбранная исполнительная власть, стремящаяся к реформам, с другой – старый коммунистический парламент. Все не стыкуется, отсюда – бред.

Говорили о собственности, без нее нет родины (Родины), это так. Иначе бы люди не уезжали, их гонит пустота.

Говорил об интересных философских связях.

Гегель – Маркс

Гегель – Ницше

Гегель – Хайдеггер

Гегель – Ленин

Как вывод, сказал, что французская философия с ее утопизмом добрее и человечнее (Фурье – Сен-Симон).

Сказал, что люди Достоевского в этом веке стреляли в людей Толстого.

Глинка парировал, что Достоевскому и не снился такой век.

Я: А «Бесы»? Он все знал!

8.11.93. Наиболее интересное и мистическое – это звонок некоей Натальи Федоровны[430], учительницы, которая занимается спиритизмом. Она вызвала дух Пушкина, и он сказал, что знает меня, что я легко отделался от травмы Пушдома.

Это было бы смешно, если бы в эти же дни не появилась статья о Дмитрии Михайловиче Панине, который был прообразом у Солженицына в «Круге первом» (умер в 1987 году в Париже), который занимался нематериалистической философией. Он говорил (и это уже подтверждено физиками и философами), что в ноосфере все же существует вечный атом мезон, в который заложена вся программа жизни данного индивида, его будущее и бывшее.

И опять тогда человечество перед пропастью, оно знает даже меньше, чем знали предки, верившие в судьбу и предназначенность.

5.12.93. Позавчера был в больнице у Кострова. Просидел больше часа. Оказывается, у него выкачивали экссудат[431] из плевры. И сразу стало ясно: рак легкого.

Он предложил врачу бывать у него частно. Но врач – милый человек (а у Кострова все милые) – сказал: «Зачем? Это сделает любой участковый».

…Жаль старика. Очень и очень печально. Они идут один за другим – только что Анна Александровна – Анечка[432], а скоро – он. Увы! Экссудат набирается быстро, а лет – 93.

Ушел грустный.

15.12.93. Вчера Глоба[433] охарактеризовал «стрельца» как человека, наделенного талантом, нахрапистого, азартного, способного в азарте пробивать лбом – все это есть во мне. Пример – «Пушкин»[434]. По сути, я же самого Пушкина знаю не очень хорошо, многое общеизвестное помню плохо, но свое одолел. Теперь то же самое с Ермолаевой и Калужниным.

28.12.93. Батурин говорит, что Рождество (Рождественский) сказал Стерлигову[435]:

– Володя, прости меня!

– Бог простит, – сказал Стерлигов.

Это важно! Нужно поговорить с Батуриным о Ермолаевой.

25.1.94. Идут удивительные документы, подтверждающие связь нашу и их, ушедших. Как мало мы знаем! Как подвержены заблуждениям! Как далеки от истины! Думаю, эта книга, поразительные спиритические сеансы, сделают меня глубоко религиозным.

4.4.94. В эти дни был у Николая Ивановича Кострова – больной, слабеющий с каждым днем, но удивительно активный, с прекрасным умом и четким сознанием.

Искусство и теперь главнейшее для него. Просидел около 3 часов, устал он дико, нос стал синим, даже дверь за мной закрыть не смог. Ощущение, что мы уже не встретимся, – там рак легкого. И все же показывал свои работы – одну папку за другой… Он написал письмо Конст. Ивановичу Рождественскому, отдал мне – я должен буду его передать. А Рождественский мне очень нужен по «делу» Ермолаевой.

27.3.94. Дорогой Константин Иванович! Давно и долго собираюсь написать тебе письмо – поговорить хочется! Но немощи стариковские одолевают. Чувствую, что потихоньку угасаю, а дел еще много, а интересного кругом – еще больше!