Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

Гор сказал, что хочет написать о нем беллетристическую книжку, рассказать, что это был за живописец. Кстати, у него много осталось материалов: повесть, стихи, воспоминания. Он читал мне однажды роман, где были даже страшные вещи. Герой – Ромео, она – Офелия. Он – художник, который пытается в жуткой бедности сохранить себя. Рисует дворцы на стенах. Иностранец предлагает ему деньги, но он не отдает ничего за границу – это вариант Филонова. Там был и такой диалог. Он показывает Офелии в окно:

– Что это там? – спрашивает Ромео.

– Сараи…

– А над ними?

– Какая-то надстройка. Это же мы с тобой. Так о нас говорят, так называют.

– Нет, – кричит Офелия, – я не хочу быть надстройкой. Я – народ, как они все. Народ!

Роман Самохвалов начал в 20‐е годы, потом бросил, а теперь вернулся. Это были куски хуже, слабее – слова, слова…

Жена его, Мария Алексеевна, как-то, показывая мне его рисунки, сказала:

– Видите, как их всех переехало время.

Его переехало время, и он последние годы не всегда понимал, где и когда был значительным – или никаким.

Гор думает, что он рядом с Тышлером. Такой же крупный.

– Теперь оценят, – говорил Гор сегодня.

9.9.71. Звонила М. А. Самохвалова – убита горем. Не может в себя прийти после смерти А. Н. Это была для нее полная неожиданность. Читала ему Блока, он слушал, а затем она дала ему отдохнуть. И день был для него хороший. Потом он сказал: мне плохо…

Подбежала к телефону – ослепла, не видит ничего, к соседям – они вызвали скорую. Он был мертв.

18.9.71. Был у Марии Алексеевны. Она еще потрясена смертью. Рассказывала, что день был удивительно благополучный. Она читала ему стихи Верхарна и Блока. «Блок сформировал мою душу», – сказал Самохвалов. Она прочла ему: «Девочка пела в церковном хоре…», потом «Балаганчик». Он знал наизусть, но сказал: «На слух эти стихи воспринимаются иначе».

О «Часах» Верхарна: «Я это слышал в двадцатые годы. Театрализованная декламация, даже голоса слышу». Потом говорили о «Цыганах» Пушкина: «Проиллюстрируем вместе».

– Что ты, Сашенька, – сказала она, – я и ты – это несопоставимо.

Он:

– Ты будешь портреты, а я – групповые.

Потом я отошла в сторону. Он сказал:

– Маша, мне худо! Ма…

20.2.72. Купил картину у Устюгова – огромный талант, больной человек. Заплатил 25 рублей. И он даже рад этому. Работа написана 12 лет назад. Он сказал:

– Ну, любуйтесь.

– Спасибо, мне очень близко то, что вы делаете.

– Да, – сказал он спокойно, – это очень красивая вещь.

Когда-нибудь напишу о нем, если можно будет писать о подобном искусстве.

Устюгов, конечно, чрезвычайно современный художник, как, может быть, современен Достоевский… Реализм – это какая-то успокоенность, строгость, будто ничего и нет в мире, кроме фотографирования природы[505]. Он весь над реализмом – какая нервность, надлом, беспомощность, чистота… – в этом и есть современность… Мир держится на идеалистах, на ирреальных людях.

14.4.72. Одно из самых сильных потрясений в искусстве – мое посещение Манюкова Олега Григорьевича,[506] подпольного художника. Жалею, что пишу через 8 дней, а вообще-то был оглушен. Это каскад красок, удивительные абстракции на темы «Гамлета». Ахаешь, когда извлекается лист белый – это Офелия, потом лист кровавый, в царственных блестках – Клавдий, или вдруг совершенно иное: горы – пятьдесят листов – Карпаты. Бог мой, как здорово!

28.4.72. Разговаривал с Самохваловой по телефону.

– А. Н. четыре года назад был на съезде художников. Пришел в гостиницу, сел и заплакал: «Боже, – сказал он, – какая серая стала Россия».

– Приходила к нам девочка, студентка филфака, удивительной красоты было тело. Он говорил мне: «Пойдем, Маша, помолимся».

А теперь голенькая девушка-спортсменка, – скульптуры эти, – пуритане говорят: «Нельзя».

…Читаю Вл. Лидина «У художников»[507]. Вроде бы слабая книга, мало фактов, но уж если факты есть, то это интересно.

А потом точная мысль: «Воздействие картины, рисунка или книги… на творческое сознание другого художника никогда не проследишь, однако это цепная реакция в искусстве». На меня больше всего влияет Устюгов, два удивительных его портрета – тревожных, напряженных, даже трагических. И все его странные люди, какая-то смесь трех веков, это волнует.

18.6.72. М. Н. Самохвалова была в Бежецке. Она много слышала от А. Н. об этом городе[508]. Река! Широкая… Город, счастливый город!

И вот умирает Самохвалов. Она едет в Бежецк. Люди там по большей части мещане, малоинтересные. В музее не понимают, что это за художник.

Но, главное, грязь, умирание города. И даже река обмелела, умирает. Она идет к ручейку, роднику, но он уже не бьет… Это все сегодня, по телефону.