Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

Он застал чуточку своей славы, чуточку.

26.12.78. В Русском музее был вечер памяти Филонова. Выступали Глебова, Мордвинова[527] – ученики Павла Николаевича.

Ковтун сказал, что десятилетия, которые ушли на обновление искусства во Франции, у нас потребовали одного десятилетия. Россия уже перед революцией могла претендовать на звание центра мирового искусства… Ф. шел от частного к общему, от элементарного к целому. Он думал над каждым атомом картины, работал «точкой», маленькой кистью. Холстам он давал название формул: «Формула весны», «Формула пролетариата».

Филонова можно сравнить с Хлебниковым, они знали и любили друг друга… Заболоцкий – метод Филонова – в «Деревне» (поэма).

Мордвинова рассказывала, что ездила к Луначарскому просить помощи для Филонова. Тот предложил пособие по болезни – нет, Филонов откажется. Луначарский сказал, что любит и ценит Филонова, добился, что ему выделили 300 рублей[528]. А Мастер в это время умирал с голоду.

30.10.79. В эти дни была в Ленинграде выставка Ильи Глазунова, шарлатана и мракобеса, беллетриста в живописи. Отвергнув цвет, он неожиданно добился невероятного успеха. Его картины не требуют знания – их понимают все, как понимают детские книжки. Идея вопиет.

Глазунов расширяет глаза своим героям, делает их лица иконоподобными.

В день по выставке проходит 30 000 человек, очереди начинались с 4 утра, а рядом – в Эрмитаже – выставлен музей Помпиду с Шагалом, Кандинским, Модильяни, Матиссом – и никого вокруг.

Михалков[529] прилетел на обсуждение и возмущение художников назвал «цеховой завистью». Сказал, что Глазунов «восполняет вакуум».

Все эти Пикули[530], Глазуновы – маленькие Распутины нашего неустоявшегося века.

Глазунов, конечно же, социален. И в славянофильстве своем, и в боярской Руси, и в негативизме, и в патриотизме. Это читается, это ясно.

Если бы он ставил живописные задачи, его бы или не понимали, или относились к нему как к художнику, т. е. спокойно. Он же не ставит живописных задач, идея оголена – это доступно, это сенсация.

Как просто добиться успеха спекуляцией.

7.11.79. Перечитываю дневники. Как это полезно – о своем понимании тогда думаешь теперь. Это часто не совпадает. Высказался о Пахомове 20‐х годов – теперь считаю его одним из лучших художников, – а тогда почти отрицал. Так ведь все. Свое невежество каждый возводит в абсолют.

27.12.79. Художница Острогорская[531] имеет книгу Малевича «Супрематизм»[532]. Почитать бы!

6.6.80. Найти путь к художнику Макарову – это повесть! [533]

…Самохвалов получал пенсию 25 рублей (после 60 лет) как художник местного значения.

15.6.80. Если делать повесть о Фрумаке, то ее нужно строить по типу «Расемона». Каждый говорит об одном человеке, но по-разному.

29.7.80. Первый выезд в Ереван. Хороший город, замечательные, отзывчивые люди, щедрые и крайне доброжелательные. Их отношение к евреям – как к себе, уважительно-сочувствующее, это оставляет во мне благодарное чувство теплоты.

Были пока мало где. Дом-музей Сарьяна – прекрасное, высокое начало. Тонкий художник, по-своему почувствовавший Армению, преданный ее пейзажу.

Вышел на улицу и сразу же увидел девушку с одной его картины. Удлиненное лицо, большие глаза.

Сарьяна тоже переезжало время, но не так, как Самохвалова[534]. Он опускался, писал хуже, но все же оставался большим.

1.8.80. Живу как за границей. Всего четыре дня, а кажется, больше месяца. Вчера – опять Ереван. Жара 38 градусов, но переносится не так уж тяжело…

Были в двух ошеломительных галереях.

А) Детская. Удивительные работы армянских ребят. Пожалуй, я никогда не видел такого уровня детских рисунков.

Б) Галерея современного армянского искусства с выставочным залом. Это ошеломительно по силе, по мастерству – многие из этих художников уже мировые знаменитости.

Минас Аветисян[535] – солнечная живопись, 13 полотен, еще не все развешены, только что вернулись из Франции.

Ашот Оганесян[536] – неровные квадратики, точно лоскутки материи, из которых делают бабушкино одеяло или домотканый коврик, вдруг обнаруживают пейзаж, корову, возок. За всем этим такое мастерство, что понимаешь – ты встретился с огромным искусством.

Акоп Ананикян[537] – фигурки на его холстах возникают из флера, но по-другому, чем у импрессионистов. Он свободен, иногда вдруг проглядывает Пиросмани.

Акоп Акопян[538]. Сюрреалист. Жутковатая остросоциальная вещь – голосование безголовых. Впереди, видимо, интеллигенция, она молчаливо переживает, сзади вскакивают, голосуют двумя руками, но все без голов.

В этом смысле интересен и русский художник (что-то вроде Поликарпова)[539], его картина «Ностальгия» – это грустный, мастерски написанный шимпанзе с человеческим (почти) лицом, он нюхает веточку, а сам на цепи.