Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

9.5.82. Вчера посмотрел выставку Мунка[546]. Черт знает что! Самые лучшие репродукции все же не выдерживают цвета. У Фрумака было что-то от этой силы, иногда они совпадают в сюжете, иногда – в теме. Дерево на ветру, красные домики – все это у Фрумака тоже бывало. Но Мунк трагичнее, страшнее даже. Кстати, его сюрреализм не так интересен, как его солнечные пейзажи.

2.11.82. Сегодня смотрел картины (акварели) художницы Ольги Николаевны Арбениной-Гильдебрандт. Прелестная, воздушная художница. Но удивительно другое – она была любима Мандельштамом, он ей посвящал прекрасные стихи. Прекрасен ее альбом, в который писали ей Бенедикт Лифшиц[547], Вагинов[548], рисовали Лебедев (прекрасный рисунок)[549], Маврина[550], Вирсаладзе[551].

Как странно и приятно держать такой альбом, такие автографы – это водила рука замечательных художников и писателей. Что-то магическое есть в этом прикосновении[552].

13.11.82. Читаю Фалька[553]. Коро написал лучшую свою картину в 79 лет. Фрумак сделал лучшее в том же (74 года) возрасте.

Как это прекрасно, когда у художника нет усталости. А я иногда начинаю скисать, чувствую себя старым. Впрочем, еще не вечер, надеюсь!

24.11.82. Открыли выставку Осипова Сергея Ивановича, человека очень трудного, капризного, но очень талантливого. Ученик Осмеркина – работы его очень теплые, полные эмоциональной силы и нежности.

19.1.83. Открывал выставку Ольги Николаевны Гильдебрандт-Арбениной, которой теперь было бы 85 лет[554]. Друг поэтов Вс. Петров[555] называл ее «музой своего времени».

Тонкая, полная изящества и вкуса живопись.

Выступала Рыкова[556] – говорила очень хорошо о стихотворении Мандельштама, посвященного Ольге Николаевне.

– Это был девятнадцатый или двадцатый год. Петроград был разрушен. С грудами мусора, с тьмой на улицах. На углу Герцена и Прачечного переулка не могли достроить здание будущего Текстильного института. В этих развалинах недостроенности – просвет в будущее.

Они ходили с Мандельштамом, видели доски и перекрытия. Ольга Николаевна сказала, что так мог выглядеть разрушенный дворец Приама, последнего царя Трои, отца Кассандры, Елены и др. И тут же она сказала, что у Мордовцева[557] – популярного беллетриста – есть роман о дочери Приама, попавшей в Египет, о ее печальной судьбе.

Затем появились стихи:

За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем Акрополе ждать,
Как я ненавижу пахучие, нежные срубы…

Рыкова сказала: «Это одно из лучших и совершеннейших стихов русской поэзии».

А о Гильдебрандт говорила: «Она была всегда прекрасна (красива) и в прямом смысле». И еще: «Наивность, непосредственность усиливала то обаяние, которое от нее шло». К этому могу добавить – это есть в живописи, она верила в ту сказочную страну, которую создавала.

28.2.83. Вчера закрывал выставку Гильдебрандт-Арбениной, «белой лебеди», как ее называл Эфрос[558]. Говорили хорошо, нежно. Удивительный дар – трагическая судьба. Она любила Дюфи[559] и Руссо.

Кузмин о ней:

«Есть литературность, но она недостаточно конкретна, это не иллюстрация».

…Кондратьев о Гильдебрандт:

– В ней последний отзвук «Мира искусства». Все они стилизаторы, но она подлинная. У нее есть то, чего нет у большинства профессионалов. Главное – абсолютное чувство гармонии. Она точно располагает фигуры в пространстве. Фигуры у нее – единое целое со средой. Это не банальный глаз. Гильдебрандт чувствует, как мало кто, материал – бумага, карандаш, краска, все едино. Она точно ставит фигуру, точно изображает предмет.

Любопытно, что Попов[560] приносил Юркуна[561] Кондратьеву показать.

– Юркун более женский, чем Гильдебрандт, более эротичный, физиологичный. Дамский это художник.

…Ольга Николаевна, как говорила мне Екатерина Константиновна Лифшиц[562], очень любила Юрочку. Она молилась за него, верила, что он вернется. У Рюрика Борисовича есть конверт с такой надписью: «Господи, спаси, сохрани Юрочку». Это конверт, который О. Н. адресовала Богу. В нем стихи… Она каждый день рождения делала ему подарок и откладывала его до счастливого времени… Таких подарков накопилось много.

Одна его знакомая рассказывала О. Н. о работе с мушкой-дрозофилой, которых разводят для генетических опытов.

– Но вы хоть кормите бедных мушек? – спросила она с волнением и успокоилась, когда ее уверили, что кормят.

…Матери Гильдебрандт Глафире Викторовне[563] Чехов подарил книгу:

– Желаю вам 12 тыс. в год и пр[564].

Особенно понравился Сурису Свиненко[565]. Он говорит: «Это шедевр».